Самое свежее

Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу! Вадим Жук. Пронеси, Всевышний! Алексей Рощин. А где пятый? Ева Меркачева. На адвокатов террористов из Крокус Сити посыпались угрозы

Борис Кагарлицкий: «Это будет бунт нижних и средних звеньев госаппарата»


  • Социальная политика в 1990-­е годы была в лучшем состоянии, чем теперь

     

    Меня недавно спросили – не грозит ли нам повторение 90-х? Я отвечаю на этот вопрос, что, к сожалению, нет, не грозит. Структурно сейчас ситуация гораздо хуже. Да, тогда закрывались предприятия, начинала рушиться модель советского социального государства, но она была развалена еще не полностью. И, как ни странно, советская социальная политика в 90-­е была в лучшем состоянии, чем теперь. Противоречия накапливались, эффективность снижалась по мере развития реформ, а это в свою очередь было обоснованием для новых реформ, которые еще более снижали эффективность социальной политики. Но людям это было незаметно, так как рос уровень потребления и большинство населения не так нуждалось в механизмах социальной поддержки, как ранее.

    Возьмем пособия по безработице. Да, они были мизерными. Но представьте, что такое от 400 до 4000 рублей в начале 2000-­х и теперь, если взять обменный курс и уровень зарплат. Ставка ни на копейку не изменилась – это простейший пример. Но это никого не волновало, безработица не была проблемой. Зарплаты росли, и если даже кто­-то терял работу, он не шел регистрироваться как безработный, он шел искать новую работу. Ради мизерных пособий было просто жалко терять время.

    И вторая проблема. Советские предприятия тогда рушились, но одновременно открывались коммерческие банки, турфирмы, маленькие магазинчики. Можно было стать, к примеру, «челноком» и ездить в Турцию. Был товарный голод, и его надо было заполнять.

    И масса активных людей, которые иначе направили бы свои силы на протест, пошли в мелкий бизнес, в предпринимательство. Кто­-то удачно развивался и рос. Часть активных людей шла в криминал, кого­-то даже убили. Но сегодня даже и для бандитов мест не так много – преступная среда тоже упорядочилась, и даже в этой нише новых возможностей нет.

    В 90-­е с одной стороны был структурный кризис, но в то же время происходило на его фоне формирование нового экономического пространства. А в последние два года что мы имеем? Мы видим в первый раз в истории России чисто экономический кризис. В кризис 2008 года одна моя знакомая потеряла работу и решила: отлично, можно уехать отдыхать на пару месяцев. Между тем за последние 7 лет ресурсы были проедены на всех уровнях, и поэтому сейчас мы видим в чистом виде капиталистический кризис – с безработицей, со схлопыванием целых секторов рынка. У нас одновременно и биржи, и валюта, и спрос потребительский – все падает. И у частного лица или маленькой компании не остается пространства для маневра.

    Как будет на это реагировать власть? Будет делать вид, что ничего не происходит, пока не станет совсем плохо. Что касается социума, мы заметили несколько вещей. Изменился, во­-первых, характер протеста по социально­-демографическим показателям. Раньше протестовали либо пенсионеры, либо молодежь, либо специфические очень конкретные категории с конкретной проблемой. «Гаражники», например, или многодетные матери – то есть группы, которые находятся на краю социума.

    Теперь протест повзрослел, стал более мужским, и среди протестующих резко выросло число людей, имеющих или имевших до последнего времени постоянную работу. Причем протест отчаяния не является типичным видом протеста. Он тоже наблюдается – например, закрытие завода, люди выходят с требованием отдать им их зарплату. Но такое было и раньше. А вот новый протест – это мужчины от 30 до 40 лет, которые прекращают работать, чтобы начать бастовать или протестовать, в значительной мере семейные. То есть тот самый стабильный, безобидный российский обыватель, который раньше вообще не бастовал.

    Он не будет протестовать просто так, нужен серьезный повод. Он действует рационально, не наращивая радикализм ради радикализма. Но если такого человека довести до крайности, будет очень плохо. Обратите внимание на Донбасс. Кто там стал костяком ополчения? Не молодежь. Это взрослые мужчины, категория, которую я описал. Они пошли туда осознанно, они понимали, на что они идут. И если уж 35­летний мужчина идет в ополчение, он, в отличие от молодого человека, очень хорошо понимает, что на войне могут убить. И значит, его уже до такой степени довели, что он готов осознанно рисковать жизнью.

    Вот говорят о страшном русском бунте – нет, эти люди не хотят бунтов. Но их можно довести до определенного состояния, когда они начнут бунт, и это будет очень серьезно.

     

    Главврач сам говорит сотрудникам: не хотите закрытия больницы – выходите на митинг

     

    Есть и еще одна категория граждан, которую мы недооцениваем. Это средняя и низовая российская бюрократия. Страна крайне бюрократизирована. Есть огромная масса мелкого и среднего чиновничества, людей, которые принимают текущие решения или люди, которых мы не считаем за чиновников, но они работают на государство – например, завкафедрой или декан факультета в вузе, зам главного врача больницы и так далее. У нас резко сократили количество людей, имеющих официальный статус госслужащего. И значительная их часть стала просто наемными работниками, по факту продолжая выполнять функции госслужащего. И, как ни парадоксально, эту массу людей наш кризис и неолиберальные реформы придавливают сильнее, чем основную массу населения. Давление на них идет со всех сторон: их материальное положение ухудшается, но от них требуют выполнения действий, которые им отвратительны, вредны и направлены против них. И вдобавок ко всему на них возлагают ответственность за принятие решений, не давая ни прав, ни свободы, чтобы это было эффективно и на пользу делу. И потому грядущий бунт, если случится, не будет бунтом низов. Это будет бунт нижних и средних звеньев госаппарата, которые уже сейчас изо всех сил саботируют неолиберальную политику на местах.

    Любой главврач заинтересован не сокращать врачей в своей больнице, а увеличивать штат. Это касается любого руководителя. А так называемая оптимизация еще и дезорганизует работу. Я тут всегда привожу в пример мост – вот вы сократили мост на 10 процентов, и теперь эти 90 процентов моста вы должны обслуживать, а проехать по нему больше нельзя. Так и наши оптимизации. Они разрушают функционирующие системы, делая их чудовищно дорогими и совершенно дисфункциональными, что вызывает бюрократический протест. Если бы человека сокращали, но он понимал, что от этого система будет работать лучше, он бы был тоже несчастлив. Но поднять на протест его было бы труднее.

     Был случай, когда один директор школы в присутствии, кстати, спикера Госдумы Сергея Нарышкина признался, что он в минобразования каждый год засылал один и тот же отчет, потому что понял, что все равно там ничего не читают. Если этим людям скажут сократить какое­-то подразделение, они будут вести переписку с инстанциями, попытаются отстоять свое. Если от врачей требуют сократить среднее время, выделяемое на одного пациента, они фальсифицируют отчетность и приписывают мертвые души, чтобы выделить больше времени на реальных людей. Точно также они пытаются саботировать укрупнения больниц и школ. Есть основания думать, что ряд низовых протестов был простимулирован этой бюрократией, то есть когда главврач сам говорит сотрудникам: не хотите закрытия больницы – выходите на митинг.

     

    В этом году появятся диссиденты от «ЕР» и ОНФ

     

    В правительстве, конечно, не дураки сидят, и они все равно продавливают свои меры. Не мытьем, так катанием. И прежде всего сваливают на регионы возросшее количество ответственности при сокращении количества возможностей. Это вам скажет любой чиновник: ответственности все больше, денег все меньше. Возьмите пресловутые майские указы – на регионы взвалили массу обязательств в сфере образования и здравоохранения, а у них нет средств, они набрали долгов. Теперь от них требуют возврата этих долгов, им говорят, мол, перекредитуйтесь, продавайте госсобственность. В какой­-то момент этот низовой чиновник оказывается между молотом и наковальней – недовольство населения снизу и конфликт с эшелонами власти сверху. И отсюда постоянное чувство собственной ущемленности.

    Я думаю, у нас роль бунтующего третьего сословия может взять на себя вот этот слой людей, определенный эшелон бюрократии. Они уже сопротивляться. Более того, могу сказать, какой будет рубеж – бессмысленные парламентские выборы осенью. На праймериз «Единой России» мы видели скандал за скандалом. Особенно на первых порах, пока не начали сознательно это заминать. Аппарат попытался использовать эти праймериз, чтобы поквитаться с вышестоящими. Не КПРФ будет в этом году раскачивать лодку – в этом году появятся диссиденты от «Единой России» и ОНФ. Особенно после выборов.

    Единая Россия» сама подталкивает своих сторонников выступать в качестве независимых, надеясь, что потом, уже после выборов, все встанут в строй. А если не встанут? Или встанут, но не так, как ожидали, и начнут формулировать свои собственные требования? Не против президента, конечно, но против правительства. Они могут себе позволить сказать то, что даже коммунисты не решатся говорить. Как в перестройку: если бы сами советские аппаратчики не начали в этом участвовать, никакие тогдашние оппозиционеры­ диссиденты не сломали бы СССР.

     

    История с котом Барсиком, который победил на праймериз

     

    Вот в Барнауле выдвигали кандидатов на пост главы города. На праймериз ЕР была электронная регистрация кандидатов. Кто-­то выставил кандидатуру кота Барсика, который набрал 90 процентов голосов, и в итоге кандидатом от ЕР стал человек, занявший второе место после кота! Можно сказать, что это троллинг, но это протестные настроения, причем внутри партии власти. Ведь кот Барсик не от КПРФ выдвинулся, а от «ЕдРа». И люди, которые будут играть роль кота Барсика, сейчас станут самыми перспективными политиками на локальном уровне.

    Для власти и для наших либералов маркер – это отношение к Путину. Но для общества это абсолютно не главный критерий. И это общее заблуждение как властной элиты, так и либеральной оппозиции, поскольку это, в общем-­то, идейно родственные группы. Для либералов и ура­патриотов ключевые вопросы сегодня – как мы относимся к Путину, Крыму, Донбассу или американцам. Но для общества это неинтересные вопросы, потому, что по ним уже есть консенсус. Население все больше волнуют экономические вопросы.

    Кризис у нас сейчас идет ступенями – в виде нащупывания дна по 8 раз. Мне очень нравится термин «хрупкое дно» – то есть полежали на дне и снова куда­-то провалились. При цене на нефть 30-35 долларов за баррель еще может выживать «нефтянка», поддерживать себя и воспроизводиться. Но она уже не может финансировать другие отрасли. Тогда надо будет еще раз опускать рубль – примерно до 93 рублей за доллар. А самый плохой рубеж – это уже 110-115. Подозреваю, что этого надо будет ждать к концу лета или осенью текущего года. Будут, конечно, тянуть до выборов, как будто после них жизнь заканчивается!

    Нам сейчас говорят, что от сокращения импорта нашей промышленности станет лучше, сработает импортозамещение. Это ложь. Неолиберальный кабинет будет гробить экономику и дальше. Да, есть стихийные силы для импортозамещения – например, наша сельхозпродукция. Рост за прошлый год составил 4 процента, но по любым расчетам должен был быть 15 процентов. Но нет складских помещений, в торговых сетях по­-прежнему импорт, нет дешевых кредитов для фермеров, дороги плохие, и в рамках чисто рыночных решений вместо 15 процентов роста вы получите только 4. Наш кабинет министров будет только бороться с инфляцией, а значит, будет глушить даже те возможности роста, которые дает кризис. Что означает девальвация рубля в такой ситуации? Это удар по среднему классу – третьему компоненту процесса, наряду с работающим классом и административным пролетариатом.

    Средний класс в недавнем прошлом выиграл больше всех, а сейчас больше всех теряет. Причем он менее всех способен к самореализации в новых обстоятельствах. Российский средний класс считает всю госсистему от ЖЭКа до Путина полностью фейковой и не хочет с ней иметь дело. Он никому не верит и ни за кого не голосует. Как ни странно, не будет и протестовать. И самое интересное, что на фоне консолидации вот этой пролетарско­-мелкобуржуазной и мелкобюрократической общности, средний класс будет маргинализироваться. Многие в России вообще не готовы ни на какие протесты. Люди видят Украину. И есть страхи, что даже начавшиеся по реальным поводам протесты могут быть использованы так, что в результате – гражданская война, при этом кругом враги, сложная внешнеполитическая ситуация.

    И это тоже правда, нам никто добра не желает. Я скажу больше, общество сегодня информационно открыто, в отличие от СССР. И в то, что кругом враги, у людей куда больше оснований верить. Раньше в советских газетах люди читали что­-то и думали: а может, все врут нам о загранице? А теперь мы видим сами в оригинале все эти высказывания западных политиков о России, эту антироссийскую истерию, и люди боятся, что их протесты могут быть кем-то использованы. И получается, что человек, если не совсем «отмороженный», да еще и не доверяет никому, то протестовать он не идет. Достаток у него падает, он лишается привычных атрибутов жизни, деваться некуда, и остается одно – депрессия.

    Причем погружение в нее не будет происходить на фоне какой­-то катастрофы. Нет, какая-­то работа у людей есть, зарплата тоже. Но просто если раньше с этими доходами человек мог вести определенный образ жизни, то теперь начинает его терять, перемещаться в более низкую категорию. А еще закрылся очень серьезный канал – эмиграция, широко доступный в 1990-­е и даже в 2000-­е всем, кого не устраивала ситуация здесь. Ведь сейчас ехать, по сути, некуда, россиян нигде не ждут, везде свои кризисы.

    В этом смысле стал очень актуальным старый советский анекдот. Рабинович собрался эмигрировать, сидит в кабинете у чиновника, тот ему предлагает на выбор: «В Израиль? – Нет, там терроризм, палестинцы. – В США? – Нет, там расовые проблемы. – Австралия? – Далеко, край света. – Канада? – Это провинция, скучно». Чиновник ему дает глобус и уходит обедать. Когда возвращается, Рабинович спрашивает: «А другого глобуса у вас нет?» Вот сейчас и мы в такой же ситуации.

     

    Молодежь в хвосте у стариков

     

    Тут еще важное значение играет вопрос молодежи и социальных лифтов. Впервые за 100 лет в истории России возникла нисходящая социальная динамика. Даже в позднецарское или в позднесоветское время каждое следующее поколение имело шансы на более высокий социальный статус. В позднецарское время надежды появились большие, а возможностей их реализовать не было. В итоге масса людей с запросом на высокую социальную мобильность снесла царский режим, и потом советская власть выполнила обещание высокой социальной мобильности, несмотря на террор, гражданскую войну и т. п. Именно угасание такой мобильности стало одной из причин кризиса позднего СССР. Еще в середине 70-­х наши реформистски настроенные социологи посчитали, что социальная мобильность брежневского времени была вдвое ниже, чем сталинского, и советская система из-­за этого тоже начала испытывать кризис. В одном поколении мальчик мог начать подметать цех, а потом стать директором завода, а в следующем – тоже начать с подметальщика, но стать уже только мастером. То есть поднимались, но медленнее, и возможности сужались.

    Если в конце СССР один из факторов его распада был в снижении темпов восходящей социальной мобильности, то теперь она у нас не стала нисходящая. Для поколения, которое сейчас вступает в трудовую жизнь, не просто существует риск не подняться выше родителей. У молодых реально существует шанс оказаться ниже. Более того, они еще и хуже образованы, потому что уровень образования упал. Иногда говорят, что школьники раньше «Войну и мир» читали, а сейчас не читают, потому что это неактуально, но зато умеют компьютером пользоваться. Тезис неверный. Проблема, что они плохо образованы даже по меркам и требованиям современной рыночной системы, то есть они не только общегуманитарных и общенаучных знаний не имеют, у них и возможности адаптации к рынку – по этой же самой причине они крайне ограничены.

    Существуют известные исследования рынка труда в США: наибольшую адаптивность и динамизм проявляют не те, у кого больше специальных знаний, а те, у кого более широкое и качественное образование. Молодые люди попали в ситуацию, когда даже самые талантливые не смогут эффективно приспособиться к меняющейся ситуации. И они лишены социальных гарантий, которые были еще у их родителей. Те же пенсионеры какими­-то льготами еще пользуются, например имеют льготы по квартплате, а молодая семья никаких льгот не получает.

    Какие настроения у этой молодежи? Она же помнит, что еще недавно шансы подняться были, видит родителей, старших братьев. Что будут делать молодые – сидеть в Facebook? Вспомнят про левые идеи? Скорей всего они будут примыкать к тем, кто будет на подъеме. Когда молодежь увидит подходящий доля себя канал, она может в него влиться, пойдет за старшими. Может быть, с энтузиазмом. Сегодня в России, как показывают соцопросы, старшие поколения гораздо более радикальны и идейны. Поэтому будет инверсия ролей – молодежь теперь будет не в авангарде, но взрослые могут ее завести и включить в какие-­то проекты. А дальше начнется уже совсем другое – когда люди вдруг обнаружат, что от них что­-то зависит, и начнут действовать самостоятельно. Тогда­-то и станет по­ настоящему интересно…

9

Комментарии

5 комментариев
  • Александр Майданюк
    Александр Майданюк6 мая 2016 г.+2
    Невесело. Это будет бунт нижних и средних звеньев госаппарата против кого - против правительства и за президента, или против правительства и президента? И когда? И где - в Москве, в крупных городах, в деревнях? И что будеь делать армия и национальная гвардия?
  • Olegator Грибанов
    Olegator Грибанов6 мая 2016 г.+1
    Борис написал много букв, но ни реальных оценок, ни реальных причин происходящих событий, ничего, что могло объяснить, а почему собственно так происходит и кто виноват не написал? Можно задать простой вопрос, а насколько структра экономики сложившаяся после либерального переворота и возврата к капитализму, соответствовала интересам страны? Чем она лучше социализма и почему собственно мы пришли к кризису? Только ли Путин виноват?
    • Поляр Поляр
      Поляр Поляр6 мая 2016 г.
      А это просто хорошая обзорная статья и личное мнение о сложившейся на сегодня ситуации в стране, а не научно-аналитическая с пророчествами и ясновиденьем. Автор пришел к выводу, что страна зависла на "краю пропасти" и указывает на явные признаки этого состояния
  • Olegator Грибанов
    Olegator Грибанов6 мая 2016 г.+1
    Никакого смысла сегодня в хороших обзорах нет, если они не сообщают причин происходящего и хотя бы намекают, что надо делать, для выхода из сложившейся ситуации. Это как обсудить головную боль не попытавшись выяснить ее причину. Страна в заднице это очевидно, но почему?Не зная и не понимая причин совершенно не понятно, как быть, что со всем этим делать. А самое неприятное, что и сама трактовка событий может быть ошибочной и больше походить на набор передергиваний.
  • Виталий Витальевич Бурлуцкий
    Виталий Витальевич Бурлуцкий7 мая 2016 г.+1
    Кагарлицкому- Пожар под полом, уже огонь пробивается сквозь половицы, а Правитель и его слуги ведут как будто ничего не происходит. Безумие? Все признаки безумия! Но они нам говорят придите на выборы и проголосуйте ЗА НАС ещё раз. Если мы припрёмся на их выборы то будем не только большими сумасшедшими чем они, а станем самоубийцами. Будем и самоубийцами, и убийцами будущего своих детей. Убийство будущего нашими же руками. Не так безобиден этот клочёк бумаги что называют бюллетнём. Золотовалютных долгов эти сумасшедшие набрали столько- что уже даже внукам их ни за что не выплатить. Нет будущего после ихнего правления. Вы пойдёте снова за них голосовать? Не ведитесь! Ваш голос нужен чтоб им обвинить потом Вас- мол зачем приходил голосовать? Приходя голосовать за них Ты будешь виновен в своих бедах. ТЫ.