СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
ВЕЛИКОРОССЪ
НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА

№42 Галина ЦЕРНИКЕЛЬ (США, Нью-Йорк) На семи ветрах

Омилия — Международный клуб православных литераторов
На главную Наша история №42 Галина ЦЕРНИКЕЛЬ (США, Нью-Йорк) На семи ветрах

Галина Церникель - родилась и много лет жила в городе Торопце Тверской области - старинном милом городе на синем озере Соломино. Последние десять лет живёт в Америке, но с огромной радостью приезжает в город своего детства.

 

 

На семи ветрахНа семи ветрах

 

"Чудными лампадами" поэт Жуковский назвал человеческие воспоминания.

 

Глухими зимними вечерами  или весенними кружевными сумерками Виктора Семёновича Суворова окружают  воспоминания, которые редко наполняют душу тихой радостью, но чаще тревожат и мучают.

 

Детство он вспоминает неохотно. Мама умерла, когда мальчику было три года. Её он  почти не помнит. Осталась только фотография, где мама  в белой  блузке и прямой длинной юбке серьёзно и скромно смотрит в объектив.

 

Старший брат Толя рассказывал, что была она милой и доброй. Не то, что крикливая мачеха, которая по молодости и недомыслию, а скорее, из-за душевной чёрствости даже не пыталась скрывать глухую неприязнь к двум наполовину осиротевшим мальчишкам.

 

От мамы Витя унаследовал добрый незлобивый нрав, и с раннего детства научился терпеть и прощать.

 

В конце концов отцу Виктора и Анатолия пришлось переехать с хутора Козья Горка в деревню Зайцево, а дом оставить  не по летам злопамятной жене. Виктор был без памяти рад, что в новом доме он остался жить с отцом, а не со злой мачехой. Правда, старший  брат к этому времени женился и жил отдельно.

 

В деревенском хозяйстве каждая пара рабочих рук на счету – уже в 14  лет Виктор возил за четыре километра на сырзавод колхозное молоко. Мимо него с песнями и частушками шли на работу односельчане. Подросток попросился в полевую бригаду – надоело без конца понукать смирную лошадку. Хотелось вот так же бодро шагать со всеми вместе, чувствуя особую силу в стосковавшихся по работе руках.

 

В трудовые будни вплетались нехитрые радости. В одну из вёсен произошла встреча, перевернувшая его жизнь.

 

По вечерам после работы звенела "трёхрядка", волнуя девичьи сердца и приглашая молодёжь на "супрядки" в какой-нибудь деревенский дом. Девушки брали с собой рукоделье, пряли или вязали, парни присаживались рядом. Завязывалась непринуждённая беседа. В круг выходили танцоры. Гармонист в кепке, украшенной цветком, старательно разводил меха старенькой гармошки.

 

Лучше всех танцевала Женя из соседней деревни – её голос звенел колокольчиком, когда  запевала "Семёновну". Она всегда выходила в круг первой, а когда танцевала "Па-д-эспань", так отбивала дробь каблучками, что  невозможно было оторвать глаз от лёгкой фигурки в беленьком платочке. Виктор  не был первоклассным танцором, но старался не отставать – уж  очень приглянулась ему быстроглазая девушка. И петь, и плясать, и прясть – на все руки мастерица. Он провожал её в соседнюю деревню, не смея  сказать о своих чувствах.  Хотя с первой встречи твёрдо знал,  что именно она станет его женой.

 

Весной сорокового упросил  старшего брата – он к этому времени стал председателем колхоза – отправиться в деревню Соболи сватать лучшую плясунью в округе. На предвоенной свадебной фотографии юная пара, взволнованная и немножко испуганная, стоит, крепко взявшись за руки.

 

В далёкой Германии уже разрабатывался и уточнялся секретный план "Барбаросса". В деревне Бельково, затерянной на северо-западе России, молодожёны Виктор и Евгения Суворовы строили планы на будущее и свято верили, что жизнь будет пусть хлопотливой и беспокойной, но непременно счастливой. Ведь они так любят и понимают друг друга.

 

Тем более что свадьба пришлась как раз на Первомай. В этот день многие  в  их деревне отмечали Пасху. Прививка атеизма в деревне не прижилась. День был по-весеннему тёпел, душист и свеж.

 

Ромашками на лугу отцвели целых три летних "медовых месяца".

 

Осенью почтальон вручил Виктору  повестку в армию. Молодая жена украдкой вытирала слёзы – привычный и милый уклад жизни рушился на глазах. Все радости и горести, нескончаемые домашние заботы и редкие праздники она делила с любимым мужем — легко ли  остаться одной в чужой семье! Целых три года щемящей разлуки!           

 

В деревне Женя всем пришлась по сердцу.  Нрава она была весёлого и лёгкого. Но после ухода Виктора в армию односельчане редко видели её улыбку. Она стала солдаткой и приготовилась ждать, упорно не веря слухам, что на границах неспокойно и немецкие войска  хозяйничают в Европе...

 

Чёрная туча войны свинцовым дождём пролилась на российские сёла и города. Воскресным утром 22 июня Женя Суворова проснулась до рассвета, чтобы управиться по хозяйству. Привычно задала корм скоту, даже не подозревая, что в эти минуты перед её мужем, которого вспоминала ежечасно, распахнулись ворота ада.

 

Ещё осенью сорокового Виктор в составе 222-го стрелкового батальона попал на станцию Черемха, а 6 января 41 года 3-й батальон 6-й дивизии получил новое назначение – в Брестскую крепость.

 

В воздухе всё ощутимее пахло порохом. 20 июня взводу, в котором был Виктор Суворов, было приказано собираться в наряд. Солдат в крепости оставалось немного – все были отправлены на полигон в тридцати километрах от цитадели. На вечерней поверке старшина объявил, что большинство командиров осталось на полигоне, и служба в воскресный день обещала быть не слишком обременительной. Надо ли говорить, как радостно взволновали солдат эти простые слова! Все легли спать, предвкушая долгожданный отдых.

 

В Брестской  крепости, где каждый камень обожжён пороховой гарью, иссечён осколками и пропитан кровью, на стене висит фотография "Ждут сигнала". Тут же будильник, опрокинутый взрывом, стрелки которого навечно застыли на цифре 3:55. Эти минуты отделили  жизнь от смерти на целых тысячу четыреста восемнадцать дней.

 

Лица немецких солдат на фотографии врезаются в память. Лица хищников, почуявших лёгкую добычу. В глазах читается  упоительный азарт и нетерпеливое ожидание.

 

Вот-вот прозвучит долгожданная команда "Вперёд", и сотни натренированных немецких солдат, поддержанных артиллерией и самолётами, рванутся, чтобы смять и опрокинуть сопротивление русских. Ведь за плечами страны, без единого выстрела склонившие головы.  Война с Россией  будет  нетрудной и  недолгой – до осенних холодов!

 

Ничего этого не знали солдаты в казармах. Так сладок на заре молодой сон!

 

Внезапно небо раскололось и упало на землю. В грохоте и дыме заполыхали длинные языки пламени. Со звоном вылетели и посыпались оконные стёкла. Перламутровый июньский рассвет сменился безжалостным огненным шквалом.

 

Ещё какую-то долю секунды молодым солдатам казалось, что это летняя гроза бушует за окнами. Но голос дневального вернул к страшной действительности – "Война! Подъём!"

 

Часть солдат была размещена на втором этаже. Едва успели сбежать вниз, грохоча сапогами. В глаза плеснул едкий дым. Над головой пронзительно и тонко свистели  пули. Осколки снарядов чиркали по красным каменным плитам. Вперемешку, там, где застала их смерть, лежали немецкие и русские солдаты – обездвиженные пулями, изуродованные осколками. Слышались крики и стоны раненых.

 

Растерянность первых минут сменилась решимостью дать отпор захватчикам и пробиваться к своим. Наглый враг хозяйничает в крепости – нужно  выбить его с родной земли. Лейтенант Хлебников приказал  короткими перебежками двигаться к мосту. Но он уже был захвачен гитлеровцами.

 

Часть солдат вернулась в казарму, чтобы пробить брешь в неширокой стене и попытаться обойти немцев с тыла. Прыгнув в проём, Виктор вместе с товарищами попытался пробиться к  своим. Впереди был глубокий ров, наполненный водой.   

 

Над головой защёлкали пули. Пригибаясь, бойцы начали разуваться, чтобы  плыть  на другой берег. Виктор бежал рядом с сержантом – тот вдруг тяжело осел, сползая в воронку от снаряда. Виктор прыгнул вслед.

 

– Ногу зацепило, бежать не могу, –  с трудом  вымолвил сержант, – перевяжи, друг!

 

Виктор стянул набрякший кровью сапог и, разорвав индивидуальный пакет, плотно перебинтовал раненую ногу.

 

Часть солдат уже прыгнули в воду. Виктор снял сапоги, чтобы последовать их примеру. Внезапно над головой раздалась отрывистая чужая речь. Поднял глаза. Крупный немец стоял над ним. Медленно повёл дулом автомата и знаками приказал выбираться из воронки.

 

Виктор, как был, босой, встал перед гитлеровцем. Автоматчик обыскал его, вывернул  карманы. Его товарищи, не торопясь, перестреляли всех, кто плыл к противоположному берегу. Затем согнали солдат и погрузили  на лодки. За Бугом пересчитали пленных.

 

– Где наши части? – одними губами спросил Виктор пленного красноармейца.

 

– Не знаю. Бегут, кажется, – горько  шепнул тот.

 

Но крепость не сдавалась. Раз за разом захлёбывались немецкие атаки. В сухих строчках немецких донесений позже промелькнёт цифра – до 5 процентов сил вермахта было оттянуто на несгибаемый гарнизон крепости! Замурованные в казематах без пищи и воды красноармейцы не только отстреливались от превосходящих в десятки  раз гитлеровцев, но и совершали отчаянные  вылазки и дерзкие налёты.

 

Виктор Суворов и десятки пленных брели под знойным июньским солнцем три нескончаемо-долгих дня  без воды и хлеба. Раненых  и ослабевших немцы пристреливали. К концу дня колонна втянулась в ворота Белаподлясского концлагеря. Ровный квадрат земли, обтянутый по периметру двумя рядами колючей  проволоки. На угловых вышках автоматчики. Ни барака, ни кустика, ни травинки. В центре  квадрата был теперь их кров. Постелью была земля, одеялом – бледное июньское небо. И так – до зимних холодов.

 

Постоянно терзал голод. Два раза в день пустая баланда и триста граммов опилочного хлеба. К концу лета Виктор весил 26 килограммов. Вставать он уже не мог, поэтому попал в лазарет. Полуживой  был отправлен в зимний лагерь, где  были выстроены бараки, а значит, можно было укрыться от ветра и стужи.

 

Но память бесконечно возвращала его к лагерю в польском местечке  Бело-Подляска – к стылым утренникам, когда на измученных лицах – то ли  роса, то ли слёзы. К  ежеминутному  ожиданию смерти – каждый день она собирала свой страшный урожай. По утрам  работники зондеркоманды сваливали на телегу умерших за ночь. Если пленный умирал в течение дня, то  до утра  лежал  среди живых, невидяще глядя в пустоту.  Живые завидовали   мёртвому – ещё один отмучился!

 

На этой же окровавленной телеге развозили хлеб и баланду. В обслуге работали в основном эстонцы. Запомнился один, крепкий, с льдисто-серыми глазами. Смотрел, как медленно угасают люди на чёрной земле. Довольный, повторял с акцентом — "Русских надо убиват!".

 

Сны о доме были яркими и пронзительными. Снилась Женя, родная деревня, тропинка среди колосьев, по которой они шли, взявшись за руки. Мыслями всё время был с  женою. Как она там, бедная, кручинится, наверное, с самого начала войны  не получив  ни единой весточки... Вот если бы птица смогла принести  ей привет от пленного мужа! Ни одной птицы не пролетало над лагерем – видно, проклятое это место!

 

Однажды полуживую команду выстроили на плацу. Пришёл немец в штатской одежде, по-хозяйски окинул взглядом шеренгу голодных и грязных людей. Для сельхозработ требовались  люди – он  выбрал  самых крепких. В число избранных тридцати попал Виктор. На складе им выдали чистую одежду. Виктор был рад – вместо лютой тоски  лагеря – привычная крестьянская работа на земле. Свежий воздух, и даже какое-то подобие свободы. Можно было передвигаться по плантациям без вечных окриков "Хальт!", да и кормил хозяин своих "рабов" сносно. Разрешал лакомиться  овощами со своего огорода.

 

Этот «глоток свободы» вдохнул жизнь в угасающих пленных. Силы понемногу возвращались. И хотя на ночь все возвращались в лагерные бараки, затеплилась слабая и робкая надежда. Каждую минуту жестокая действительность могла задуть этот  мерцающий огонёк... Каждый день мог стать последним – день и ночь дымилась труба крематория. Пепел сожжённых людей был превосходным удобрением для немецких пашен и полей… Что спасало в тоскливом бреду? Только желание выжить наперекор голоду и холоду и  надежда на  встречу с Женей. Он не знал, что его жена, в дом которой с начала войны ни разу не заглянул почтальон, вечерами  раскидывала карты и «читала» по ним, – муж жив, только находится  в каком-то жутком месте.

 

Весной 45-го года над лагерем внезапно пролетели советские "ястребки". Первый раз за все годы плена солдаты, забыв обо всём, смеялись, плакали и махали нашим пилотам. А вечером этого дня всех пленных согнали на вокзал и перевезли в немецкий концлагерь Штутгоф близ Штутгарта. Здесь 9 мая 1945 года Виктор и его товарищи были освобождены советскими войсками.

 

Хмелея от воздуха долгожданной свободы, Виктор  внезапно осознал – он особым образом «меченый», потому что был в плену. После проверок и долгих унизительных допросов "особисты" предложили ему служить в Казани. Вместе с ним в Татарию попал и  лучший друг Григорий Новицкий. Еще год Виктор служил в Казани, а затем, демобилизованный, вернулся домой.

 

Началась мирная жизнь, но прошлое держало,  не отпуская. Много раз его вызывали в Плоскошь и допрашивали. После войны Виктор Суворов возглавлял строительную бригаду. Всегда был на отличном счету, построил дом, воспитал четверых детей. Отцом он был нестрогим, но дети выросли порядочными и успешными людьми.

 

Он не любил вспоминать о войне, но она постоянно возвращалась к нему в тяжёлых снах.

 

На 65-летие Виктора его дочь Ангелина сделала отцу подарок — разыскала Григория Новицкого, того самого, с которым он делил тяготы плена. Григорий Анисимович жил в Актюбинске и по приглашению дочери приехал навестить старого друга. Встреча была волнующей и трогательной. Виктор до сих пор считает, что в лагере, когда он  бывал на волосок от смерти, Григорий добрым словом или последним кусочком хлеба возвращал ему желание жить.

 

Целую неделю старый друг гостил у Виктора Семёновича в деревне  Бельково.  Друзья вспоминали службу в Брестской крепости, первые минуты войны, когда казалось, что под ногами горит земля, горький хлеб плена, жизнь в неволе, освобождение, службу в армии, долгожданное возвращение домой.

 

Давно уже нет на свете старого друга, но эта встреча – одна из самых незабываемых в жизни В.С. Суворова.

 

О Брестской крепости снят документальный фильм, пронзительная лента «В списках не значился» по мотивам одноименной повести Бориса Васильева и фильм Алексея Пивоварова «Брестская крепость». Тех, кто выжил в этой цитадели, сейчас можно буквально сосчитать по пальцам.

 

В Германии много лет существует на пожертвования лучших людей Германии неправительственная организация  KONTAKTE-КОНТАКТЫ. На сегодняшний день более 7.000 бывших советских военнопленных получили пожертвования на общую сумму 2,4 миллиона евро.

 

Руководитель этого объединения Дмитрий Стратиевский пишет о том, что им понадобилось более 7 лет для того, чтобы ведущие политики признали очевидные и всем известные исторические факты. А самим политикам для этого потребовалось более 60 лет... Теперь от слов необходимо переходить к делу. Дмитрий пишет: «Надеюсь, что представители разных фракций в парламенте договорятся между собой, и бывшие советские военнопленные «удостоятся» не только упоминания в речи, но и официальных извинений от имени правительства Германии, в той форме, в какой эти извинения были принесены польскому, еврейскому, французскому народам, а также «остарбайтерам» из стран Восточной Европы». Дмитрий присылает В.С. Суворову и его дочери А.В. Тенкс письма и ежеквартальные бюллетени объединения KONTAKTE-КОНТАКТЫ. Многие немцы пишут о том, что в Германии сейчас идёт процесс искреннего анализа своей истории: «Есть успехи, но это только одна часть правды. Осознание прошлого началось слишком поздно. А до этого бывшие нацисты считались у нас заслуженными ветеранами. Никто не рисковал сказать им в лицо правду. Они могли безнаказанно врать и называть себя «борцами сопротивления». Они могли быть любвеобильными отцами семейств и испытывать пещерную ненависть к обессиленным, умирающим советским пленным».

 

На выставке, проведённой в фойе главного корпуса Берлинского Университета Гумбольдта, «Лагеря и принудительный труд», приуроченной к 70-летию немецкого «похода в Россию», говорилось о том, что «Холодная война помешала открыть болезненную правду войны по уничтожению этих пострадавших, так как лагеря для советских военнопленных были лагерями уничтожения, созданными на основе расистского мировоззрения».

 

В прошлом году к 70-летию  вторжения  гитлеровских  войск  Виктору Семёновичу Суворову и его дочери Ангелине Викторовне Тенкс было прислано официальное приглашение посетить Германию в рамках  горькой памятной даты. «КОНТАКТЕ-КОНТАКТЫ» брало все расходы на себя и могло даже оплатить услуги врача, если понадобиться. К сожалению, В.С. Суворов по состоянию здоровья не смог побывать в Берлине, но Дмитрий Стратиевский  постоянно присылает в Торопец  тёплые искренние письма и бюллетени..

 

Многим в Германии хотелось бы поскорее перелистнуть кровавую страницу в истории  и благополучно её забыть. Дмитрий Стратиевский и те, чья память набатом напоминает о прошлом, делают святое и благородное дело, для которого нет ни  границ,  ни расстояний. Они соединяют сердца, мысли и чувства тех, кто был обожжён военным лихолетьем, и тех, кто знает войну только по книгам, кинофильмам и рассказам ветеранов. А их, участников войны, с каждым годом становится всё меньше… Поэтому так драгоценны их воспоминания, и в одном строю стоят на поверке те, кто сражался на фронтах в задымленные «сороковые роковые», мечтал о победе в чёрной тоске отступлений, шёл незаметными партизанскими тропами, умирал от ран в прифронтовых госпиталях и выжил в аду страшных немецких концлагерей. У этой памяти нет срока давности. Как сказал поэт:

 

«Но коль во мне

Воспоминанья дрогнут,

То кончен путь – и некуда идти…»

 

 

Станок ленточнопильный JET HVBS-712K обладает мощным мотором, четырьмя скоростями движения пилы, регулируемыми роликовыми подшипниками. Кроме того, в комплекте имеется проволочная щётка, которая поможет очистить полотно пилы от стружки. В стандартную комплектацию входит гидравлическая система подачи, регулируемый концевой упор, система подвода СОЖ и автоматический выключатель окончания распила. 

 

родилась и много лет жила в городе Торопце Тверской области - старинном милом городе на синем озере Соломино.

Последние десять лет живу в Америке, но с огромной радостью приезжаю в город своего детства.
 
Комментарии
Анатолий Нестеров
2012/09/04, 09:15:55
Интересная и очень познавательная статья...
Хотелось бы узнать - кто же автор этих прекрасных афористических строк:
"Но коль во мне воспоминанья дрогнут, то кончен путь-и некуда идти..."
Но надо признать,что "воспоминанья дрогнут" - это плохо,это речевая
ошибка...Точнее было бы: умрут воспоминанья...
Но даже если "воспоминанья дрогнут", то путь ещё не кончен...
Это моё личное мнение, и, ни в коем случае, я не претендую на истину
в последней инстанции. Личные мнения часто бывают ошибочными...
Добавить комментарий:
* Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
 
© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование
Страница сформирована за 0.014322996139526 сек.