Есть котлеты, которые целиком состоят из мух

Александр Проханов

Публицист уверен в безусловном вреде для государства либеральной идеологии и пацифистских воззрений

Д. НАДИНА: В студии Александр Проханов, главный редактор газеты «Завтра». Добрый вечер!

А. ПРОХАНОВ: Здравствуйте.

Д. НАДИНА: В нашей студии мы ещё не обсуждали с Вами главное событие минувшей недели – участие России в борьбе с террористами в Сирии. Сегодня появились сообщения о том, что российская авиация уничтожила танки боевиков «Исламского государства», Россия направила в Средиземное море корабль с оружием для Сирии. Также было сообщение о том, что сирийская оппозиция призывает к созданию союза против России и Ирана. Они говорят, что необходимо создать региональную коалицию для борьбы с российско-иранским оккупационным союзом, так они это называют. Ваше отношение к нашему участию в борьбе с террористами ИГ?

А. ПРОХАНОВ: За это время я уже несколько раз выступал на центральных телевизионных каналах, в прессе. И если бы я сейчас шёл путём такого рода оценок, я бы вклеился в набор банальностей, связанных с этими явлениями. Я всё время думаю, как извлечь из этого грандиозного и грозного явления какой-то новый смысл и новые представления. И вот что мне показалось. 3 года назад Россия была бы не способна вести такой конфликт и вмешиваться в эти дела. Такого рода война должна соответствовать определённому уровню развития государства, поскольку эта война огромных рисков, затрат, социальных волнений. И Россия на моей памяти проделала этот трагический путь от катастрофы 1991 года, когда у нас не было государства, до нынешних дней, пройдя через целые эволюционные этапы. И я думаю, о чём свидетельствует эта война? О том, что за это время Россия обновила и оздоровила оборонно-промышленный комплекс. Я посетил множество оборонных заводов, в том числе блистательных авиационных. Я посетил Новосибирский завод, где строятся замечательные бомбардировщики СУ-34. В Комсомольске-на-Амуре, в Иркутске прекрасные авиационные заводы. Там строятся лучшие в мире самолёты. С таким оружием мы сможем участвовать в сложных конфликтах. Что уж говорить о других оборонных заводах. Мы обновили весь класс ракет «земля-земля», «воздух-воздух», «море-море», ядерные боеприпасы. То есть эта война показывает, что ВПК России переживает расцвет. Это очень важный симптом.

Д. НАДИНА: Кто-то высказывал предположение, что вся эта история с Сердюковым и Васильевой была просто прикрытием для того, чтобы показать всем, что у нас с оборонкой всё очень плохо, а на самом деле в это время работали заводы, и всё строилось.

А. ПРОХАНОВ: А убийство какого-нибудь нищего на улице является прикрытием того, что у нас наступил расцвет нравственности? Я просто продолжаю рассуждение. Второй критерий: мы за это время проделали и завершили реформу армии, потому что ведение войны такого рода требует военной организации, представления о доктринах, угрозах. Требует большой способности ведение войны за пределами своей территории – это значит коммуникации, корабли с оружием, средства разведки, прикрытие, корпус морской пехоты, который перебрасывается в Латакию и Тартус, ведение самолётов. Вершиной всего этого для меня было недавнее посещение центра управления в Министерстве обороны. Это два огромных зала, где сидят множество офицеров. На стенах там располагаются экраны, на которых можно наблюдать в режиме онлайн все процессы, происходящие в армии.

Например, развёртывание корпуса на острове Врангеля или строительство космодрома Восточный, а также эти бомбовые удары. Наша армия прошла критические рубежи. Это не Первая чеченская война, когда мы собирали с миру по нитке, и нам в спину стреляли либеральные кинескопы. Третье: мы осознали способность задать национальные интересы. Ведь была пора, когда в России не было национальных интересов. А сейчас мы способны формулировать и отстаивать их. Мы понимаем, что разгром ИГ в Сирии – это сражение за русские рубежи, потому что падение Башара – это движение огромных освободившихся масс террористов в Среднюю Азию, на Северный Кавказ, в Поволжье и в Москву. Мы это понимаем, поэтому прибегли к этим чрезвычайным мерам. Это большое государственное дело.

Также очень многое зависит от невидимого фронта – разведки, дипломатии. Наш великий Лавров проделал за это время колоссальную работу, которая позволила нам сложить эту коалицию – Россия, Иран, Сирия, подтягиваются Египет, Китай, Индия. Это тоже успех государства. Государство обрело этих суперспециалистов, которые смогли сложить этот мощный дипломатический фронт. Конечно, наше государство показало в этой войне, что оно внутри общества консолидировано. Конечно, интернет кипит, есть множество разных постов, но общество в целом поддерживает государство, понимая значение этой операции для родины. Более того, наше государство настолько накопило ресурс, что оно, ведя войну, терпит оппозицию. Оно позволяет оппозиционным радиостанциям, газетам, политикам поносить себя, войну. В 1941 году такое было исключено.

Д. НАДИНА: А Вы считаете, что у нас есть оппозиция?

А. ПРОХАНОВ: Есть, грандиозная и очень опасная.

Д. НАДИНА: Я просто её не вижу.

А. ПРОХАНОВ: Послушайте «Эхо Москвы».

Д. НАДИНА: Это просто другая позиция, которую высказывают люди. Разве можно говорить о том, что у нас существует целая оппозиционная структура? Есть оппозиционные политики.

А. ПРОХАНОВ: Вы не были на Болотной площади?

Д. НАДИНА: Это же было в 2011 году, много чего изменилось с тех пор.

А. ПРОХАНОВ: Это было недавно. В стране кризис, ропот, недовольство. Оппозиция есть. Хорошо, что сейчас она собирает 5 человек, но мы живём в эру флешмобов, поэтому оппозиция может возникнуть, как пожар. Недаром Министерство обороны заказывает работу по борьбе с оранжевыми революциями. Это глупое, дурацкое Министерство обороны, в отличие от нас с вами, умных, видит присутствие оппозиции и готово рассматривать возможности армии для подавления оранжевой революции.

Д. НАДИНА: Вопрос к слушателям. Видите ли вы оппозицию в нашей стране? Прошу голосовать.

Александр Андреевич, объясните нам, этот рывок произошёл за какой период времени? Даже 5 лет назад говорили, что у нас с оборонкой всё не слишком хорошо. А тут внезапно выясняется, что у нас оборонный комплекс расцветает.

А. ПРОХАНОВ: Когда я приехал первый раз на Новосибирский завод, – это было лет 5 назад – они получили заказ на производство самолётов СУ-34. И на стапелях стояли два самолёта. А теперь этот заказ резко увеличился. На его выполнение выделены огромные деньги, и они построили почти 100 самолётов и наполнили ими полки. Рывок этот был связан с тем, что за эти 7 лет удалось наскрести по сусекам кадры, создать научно-технические школы, получить гигантские деньги, перекрыть пути для чудовищного воровства, которое есть в других сферах, и на базе созданных эскизов создать эти образцы техники. Вся наша оборонка кипит – во всех НИИ, заводах испытывается новая система вооружения. Всё это произошло в результате рывка.

Д. НАДИНА: Многие сейчас задаются вопросом – почему мы так поздно начали бороться с террористами ИГ? Почему не полгода назад? Ведь угроза была явной уже давно.

А. ПРОХАНОВ: Угрозу терроризма ощутили Советы в конце 70-х годов. Афганская кампания была направлена на подавление этого исламского терроризма и радикализма, который двигался в Среднюю Азию. Но поскольку эта кампания была затоптана, и в обществе сложился образ чудовищного преступления, то, конечно, сегодняшняя российская власть была очень осторожна в выборе методик. И уже теперь раздаются голоса, сравнивающие нашу экспансию в Сирии с Афганской войной. Поэтому, повторяю, эта война началась в момент, когда государство многоаспектно созрело, не только в плане самолётов, но и в плане мировоззрения. Оппозицию пока загнали в угол, она сидит в своих щелях, это не 2011 год. Всякая война – это огромная нагрузка на государство, идеологию, элиту, образ лидера. Сейчас мы нашли для себя возможность провести эту операцию. До этого у нас с американцами были натянутые отношения, потом над нами висел Донбасс, мы не могли вести две крупномасштабные операции.

Д. НАДИНА: Но отношения с американцами у нас и сейчас довольно натянутые.

А. ПРОХАНОВ: У нас разве когда-то были с ними дружественные отношения?

Д. НАДИНА: Никогда.

А. ПРОХАНОВ: Поэтому война в Сирии была связана с мучительными переговорами и встречами: Керри и Лавров, Путин и Обама. Американцы смягчили свою позицию. Совсем недавно они говорили, что есть три зла: ИГ, лихорадка Эбола и Россия. И после того, как Россия была внесена в реестр абсолютного зла, Путин и Обама чокались бокалами, полными вина, и что-то перетирали в кабинете. Поэтому, повторяю, мы смягчили наши отношения с американцами, но я не уверен, что они сохранятся на этом уровне. Керри говорит, что необходимо посылать переносные зенитно-ракетные комплексы оппозиции, которую мы бомбим, как они утверждают.

А это очень плохой признак, если они начнут сбивать из ПЗРК наши самолёты. Одна надежда на то, что наши самолёты защищены системами радиолокационной борьбы, и будут уклоняться. А то ведь мы начнём поставлять переносные зенитно-ракетные комплексы в те регионы, которые бомбят американцы. А потом, вслед за этим, пойдут «Буки», потом контингенты морской пехоты как американской, так и русской. Но повторюсь, что всё, что сделано до начала кампании – это смягчение позиции Америки к нашему участию.

Д. НАДИНА: Кремль неоднократно заявлял о том, что не будет там пехоты, что будут наноситься только авиаудары. Велика вероятность того, что в будущем власти откажутся от этих планов?

А. ПРОХАНОВ: Мне трудно сказать, я не могу спорить с Кремлём. Это же мировой разум, суперинтеллект, огромное количество прорицателей, магов и фантазёров. Но любая война непредсказуема. Она имеет тысячи самых непредсказуемых решений. И поскольку мы эту войну начали, я думаю, что аналитические центры и при МИД, и при кремлёвской администрации, и при ФСБ исследовали все возможные последствия и риски. И те риски, о которых Вы говорите, существуют. Поэтому нужно делать всё для того, чтобы этого не произошло. Поэтому как мантру наши руководители повторяют, что наземной операции не будет.

Но если собьют два самолёта, и два наших лётчика попадут в плен, на них наденут эти оранжевые балахоны, то кем же мы будем тогда, если не пошлём туда отряд спецназа, состоящий из ста человек? А из этих ста человек 20 могут там погибнуть. Поэтому война непредсказуема. Начиная её, государство должно было просчитывать будущее, это – огромный шахматный турнир. Я надеюсь, что до применения наземных сил дело не дойдёт. Тем более, что Иран готов направить туда свои контингенты. Я полагаю, что у Ирана найдётся достаточно сил, чтобы воевать под прикрытием российской авиации.

Д. НАДИНА: Примерно за неделю до того, как было принято решение Совета Федерации о том, что главнокомандующему разрешено отправлять наших лётчиков в Сирию, мы спрашивали нашу аудиторию, поддержали бы они эту операцию или нет. Примерно две трети высказались против, сказали, что это не наша война, у нас куча своих внутренних проблем, и нам не нужно туда соваться. Между тем, все видели выпуски новостей, где показывали, как людям в оранжевых балахонах отрезают головы, и все прекрасно знают о том, что это – безусловное зло. Почему же реакция общественности такая? Почему всё ещё ведутся споры о том, нужно нам бороться с террористами ИГ или нет?

А. ПРОХАНОВ: Наше общество с 1987 года находилось под мощнейшей обработкой. В подкорку было внедрено антигосударственное представление о мире. Наш средний человек, который прошёл через колоссальную интеллектуальную муштру, до сих пор считает, что государство должно обслуживать человека, а не человек должен жертвовать собой ради него. Но мир устроен иначе.

Государство – это инструмент, который аккумулирует в себе народную волю для того, чтобы народ творил историю. Обществу ещё не объяснили, почему начался афганский поход, и какая трагедия была для общества, когда мы оттуда убежали, когда Горбачёв вывел оттуда войска. Ведь общество не понимает, что, уйдя из Афганистана, мы потеряли всю Среднюю Азию, Кавказ. Мы ушли из Ближнего Востока, из Прибалтики, Украины. Мы остались в пределах этой оскоплённой, лишённой воли армии. И теперь восстанавливать это мучительно и страшно. Вы говорите, что нет оппозиции, а Вы думаете, что взгляд на эту войну – это не результат этой интеллектуальной контригры, оппозиционной деятельности?

Повторяю, оппозиция – это не партия Немцова или Навального. Это – мощнейшие информационные потоки, которые идут на Россию из имеющихся здесь СМИ. Загляните в интернет, это – либеральный интернет, патриотических блогеров очень мало по сравнению с этой мощной армадой либеральных. Поэтому общество находится под мощнейшим воздействием. Мне это действительно непонятно. Ведя войну, государство, тем не менее, позволяет в своём тылу существовать этим антивоенным, пацифистским анклавам, это подрывает волю. Я же участник афганского похода, я видел, как армия сражалась на втором этапе войны, а здесь её называли армией палачей, армией преступников, ей стреляли в спину из этих кинескопов. Это огромная драма. Я боюсь, как бы и сейчас это не привело к таким результатам. Не дай бог, если появятся реальные гробы. Но война без гробов бывает только в интернете. Война – это смерть.

Д. НАДИНА: 26% слушателей полагают, что оппозиции в нашей стране нет, 74% считают, что есть.

Слушатель спрашивает: «Как Вы различаете оппозицию и пятую колонну? Может, стоит отделить мух от котлет?»

А. ПРОХАНОВ: Есть котлеты, которые приготовлены из мух. И тогда их просто не отделишь. То, что я называю оппозицией, – это и есть пятая колонна. Потому что лексика, цели, источники идеологического питания, а также контингент этих людей, которые при малейшей возможности выезжают в Киев или Штаты, понося нашу родину, одинаковые.

Д. НАДИНА: «У нас полстраны за чертой бедности. Какие уж тут войны?»

А. ПРОХАНОВ: Я считаю, что в 1941 году наша страна не расцветала, она жила тяжело, но всё равно пришлось воевать.

Д. НАДИНА: Много сообщений приходит о том, что на войну деньги есть, а на образование, на онкологических больных и так далее – нет, процветает коррупция от губернаторов и выше. Если говорить о коррупции, ведь мы действительно с ней до сих пор не поборолись. Вы вспоминаете 41-й год, но тогда и коррупции не было.

А. ПРОХАНОВ: Конечно, ведь тогда был Сталин, а не Путин. Там была очень жёсткая ситуация. Тогда не было коррупции, а малейшее подозрение в нелояльности каралось смертью. Сейчас ситуация другая, может быть, даже злее и страшнее, чем та. Общество во многом разложилось и нуждается в модернизации. Я надеюсь, что когда война закончится, следующим этапом развития государства будет преображение общества. Я хочу, чтобы в стране были новые нобелевские лауреаты, мне не хочется, чтобы здесь были непрерывные эстрадные певцы.

Д. НАДИНА: Как раз Нобелевская неделя начинается.

А. ПРОХАНОВ: Она пройдёт в этот раз без нас. Там не будет ни одного русского лауреата.

Д. НАДИНА: Там есть лауреаты русского происхождения.

А. ПРОХАНОВ: Русского происхождения – Обама. Прежде, чем стать кенийцем, он, видимо, был венедом каким-то.

Д. НАДИНА: Правда?

А. ПРОХАНОВ: Конечно. Посмотрите на его русские, славянские черты.

Д. НАДИНА: Пишут, что с США у нас были великолепные отношения во время Великой Отечественной войны.

А. ПРОХАНОВ: Они стали великолепными только после того, как Гитлер поднялся на задние лапы и сожрал всю Европу. У американцев не было выбора. Была оккупирована Франция, англичан сбросили в море, немцы готовили десантную операцию через Ла-Манш, Перл-Харбор американцам показал, что у них есть мощнейший враг – Япония. И ведь западная демократия долгое время выбирали между Гитлером и Сталиным. И в конце концов выбрали Сталина, Советский Союз. И тогда эти отношения стали великолепными. Но второй фронт не открывался вплоть до 1944 года, и на полях сражения гибли в основном русские люди.

Д. НАДИНА: «Как отличить патриотизм от пропаганды?» – спрашивает слушатель.

А. ПРОХАНОВ: Если ты готов умереть за родину, ты – патриот, а если ты предлагаешь другим умереть за родину, а сам на каникулы едешь на Бали, то ты – подлец и пропагандист.

Д. НАДИНА: Кстати, да. Слушатель спрашивает, можно ли считать КПРФ пятой колонной?

А. ПРОХАНОВ: Нет, КПРФ – не пятая колонна, это такая партия-сателлит. На китайском флаге есть большая звезда и пять маленьких звёздочек, и эта большая звезда втягивает маленькие. Вот у нас то же самое – есть большая правящая партия, а около неё – 4 партии-спутники.

Д. НАДИНА: А хорошо это или плохо для нас?

А. ПРОХАНОВ: Сейчас мы закончим эфир, каждый из нас пойдёт в свою сторону и забудет о том, хорошо это или плохо.

Д. НАДИНА: Ну а для нашей политической системы? Для нашего правосознания?

А. ПРОХАНОВ: Я же не конституционалист, я ничего не понимаю в выборах. Я – авторитарный человек. Для меня вся процедура с партиями является кошмаром и катастрофой. У меня есть одна партия и одна идеология – русская идея, Русская православная церковь, державное представление о мире. Сейчас существуют тысячи партий, они как маленькие клопы, это же дробление единого целого. Мне это не нравится. Поэтому моя точка зрения – это точка зрения русского суперцентралиста.

Д. НАДИНА: Но с другой стороны, у нас есть одна партия «Единая Россия», у которой конституционное большинство. И параллельно мы наблюдаем за всеми этими коррупционными делами. Почти все высокопоставленные чиновники замешаны в коррупции, это люди, представляющие «Единую Россию». Народ не доверяет этой партии. Разве не хороша двухпартийная система?

А. ПРОХАНОВ: А почему двух, а не трёх?

Д. НАДИНА: Как мне представляется, когда борются две партии, каждая из них пытается обратить на себя внимание общественности. И они предлагают что-то лучшее, большее для страны. Они стараются быть лучше.

А. ПРОХАНОВ: Из всех танцев я лично люблю «Борьбу нанайских близнецов». Это великолепно. Я обожаю смотреть на эти две партии, сражающиеся между собой. А что, в Америке в результате сражения двух партий идёт непрерывное улучшение жизни? Две партии – это коррупция, это абсолютное недовольство народа. Америкой управляют централистские политические структуры, которые избрали эти партии как камуфляж, прикрытие.

Может быть, народу нравится видеть свою страну раздробленной, но мои ценности связаны с православной церковью, с русской литературой, природой и государством.

Д. НАДИНА: Примем звонок. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Как будет дальше развиваться ситуация в Сирии? Какие есть военные риски в связи с этим?

А. ПРОХАНОВ: Мне кажется, что ситуация в Сирии будет развиваться положительно. Что эти удары, которые мы наносим по штабам, по тылам, по скоплениям складов, должны в конце концов вызвать мощное наступление сухопутных частей и сирийской армии, и иранцев, и «Хезболлы», и курдов. Во всяком случае, терроризм и ИГ будут очень потеснены на сирийской территории. Но это не означает, что будет всё именно так. Риски могут заключаться в следующем. Если американцы увидят, это триумфальное шествие русского оружия и русской политики на Востоке, они могут начать поставлять переносные зенитно-ракетные комплексы тому же ИГ и оппозиции. Начнутся потери наших самолётов, не дай бог. Потери наших самолётов чреваты большой внутрисоциальной российской драмой, опять вспыхнет Афганистан. Всякая война непредсказуема, но я ожидаю, что она будет двигаться в положительном для нас направлении.

Д. НАДИНА: В минувшую пятницу в Париже прошла третья встреча в нормандском формате. На этот раз они заседали не так долго, буквально за несколько часов обсудили все вопросы. Обсуждали в частности Сирию. После этого было несколько интересных заявлений. Ангела Меркель на брифинге высказалась о том, что Украина с полным правом ожидает восстановления своего территориального суверенитета, и добавила при этом «пока это не касается Крыма, пока это касается остальной территории страны». Более того, там говорили о том, что оказывается серьёзное давление на Киев с целью, чтобы они наконец-то начали выполнять требования минских соглашений. Какой вывод Вы сделали, когда прочитали об итогах? По-вашему, эта встреча была важной?

А. ПРОХАНОВ: Да, конечно, важной, но она имеет несколько аспектов. Один связан с Киевом, другой – с Донецком. Конечно, Порошенко был разочарован. Видимо, активная фаза его политики заканчивается, ему «обрубают руки», ему не позволяют больше манипулировать русской экспансией, держать под прицелом Донецк, шантажируя Россию тем фактом, что она может быть вовлечена в этот военный конфликт. Конечно, он оказался в дурацком положении. Тем более что Украина практически вступила в дефолт, и режим Порошенко встретился с огромными внутренними затруднениями.

Но и на Донбассе итоги этого совещания не вызвали восторга. Население Донбасса разочаровано, утомлено, оно не понимает, что его ждёт. Оно хочет, чтобы либо эти две маленькие республики окуклились, как в своё время окуклились Абхазия и Южная Осетия, либо чтобы их включили в состав России. Это мечта населения Донбасса. А им предлагают какое-то сложное включение в украинский контекст, особый статус, перевыборы. Это вызывает огромную тревогу и раздражение, начинается отлив добровольцев, ополченцев, они оттуда уходят. Возникает большое напряжение среди правящих элит. Одни руководители сохраняют свою популярность, другие её теряют. То есть там тоже идёт брожение, отчасти даже гниение.

В этом смысле интересно событие, которое произойдёт в Москве в субботу – съезд ополченцев Донбасса. Тех, кто воевал там, тех, кто ещё хочет туда вернуться. Александр Бородай ведёт этот съезд. Событие это очень интересное. Это будет собрание ветеранов донбасского похода, как ветеранов афганского похода, когда все собираются, обнимаются и выпивают, или это будет всё-таки бурлящая, кипящая масса, которая может вернуться в Донбасс? Пока что это умиротворение происходит как на фоне гниения киевского режима, так и усталости Донбасса.

Д. НАДИНА: Разве для того, чтоб «окуклиться» в отдельное государство, необходим ряд характеристик, в частности национальная идентичность? Ведь немного странно слышать, когда речь идёт о русских, что они могут создать там ещё одно государство.

А. ПРОХАНОВ: Ничего странного в этом нет. Просто прошедшая там война сложила народ в идентичность. Война – это такая электросварка, которая многое сваривает между собой. Тем более что всё-таки Новороссия и Донбасс – это не совсем Украина, не совсем Львов. Украина – это лоскутное государство. Конечно, были предприняты отчаянные попытки превратить Украину в моногосударство, украинизировать всех и вся. Это вызвало, с одной стороны, присоединение Крыма, а с другой – взрыв на Донбассе. Теперь Донбасс существует в этой фазе уже несколько лет, и эта фаза позволяет считать, что это – особое государство. Тем более что государство строится. Есть армия, экономика, политические лидеры, выборы.

Д. НАДИНА: Но ведь есть ещё и беженцы, которые рассчитывают туда вернуться рано или поздно.

А. ПРОХАНОВ: Туда возвращаются беженцы с Украины, Вы знаете? Сейчас в Донбасс массированно возвращаются те, кто его покинул и ушёл в сторону Киева. Они в течение года находились под воздействием киевской пропаганды, сейчас они возвращаются. Они будут оказывать существенное влияние на итоги выборов, которые будут проходить в октябре.

Д. НАДИНА: Эта фраза Меркель, «пока это не касается Крыма» – что это значит?

А. ПРОХАНОВ: Это – та двусмысленность, которую породили минские соглашения. По-моему, Патрушев, глава Совбеза, говорил, что мы напряжённо идём к тому, что строятся независимые государства в Донецке и Луганске, но только в составе Украины. Независимые государства, но в составе Украины – это же абсурд. Значит, не выработана ещё окончательно концепция того, что можно и чего нельзя. Меркель, конечно, хотела бы, чтобы украинская тема заглохла. Потому что ей сейчас не до бандеровцев, она сейчас будет справляться со своими неонацистами, а тут ещё в Европу придёт эта огненная плазма пятого сектора. Поэтом она идёт на попятный. С ней, скорее всего, и наши работают, она сделала заявление, которым были очень разочарован Порошенко и компания.

Д. НАДИНА: Последняя Генассамблея ООН показала, что вопрос Украины вообще очень мало волнует международных лидеров. Больше обсуждали Ближний Восток, Израиль.

А. ПРОХАНОВ: Потому что возник этот конфликт. Украинский конфликт более-менее понятен, он длился в течение полутора лет, люди оценивали, может ли он распространиться на Мариуполь, Одессу, Харьков. Не распространился. Значит, границы конфликта более-менее стали понятны. А сирийский конфликт только что начался. Вы говорите, что прошло сообщение о том, что сбили самолёт. Утка это или нет, я не знаю. Поэтому внимание мира направлено именно сюда. Кстати, в Сирии, в отличие от Украины, русские самолёты соприкасаются с американской авиацией. Так что в небе над Сирией несколько эскадрилий, которые соперничают между собой. А если они столкнутся? Сирийская драма – свежая, больная, необъяснимая. Она в большей степени касается Штатов, то есть нашего главного конкурента, чем украинский вопрос.

Д. НАДИНА: Стоит ли использовать словосочетание «Третья мировая война»?

А. ПРОХАНОВ: Я думаю, что это всё абсолютно актуально. Это словосочетание использовалось ещё во времена Советского Союза в течение локальных войн. Все войны, на которых я побывал, – в Никарагуа, Афганистане, Мозамбике, Анголе – в своём алгоритме могли привести к суперстолкновению, то есть мировой войне. Чем более мир глобалистски организован, тем в нём больше риск операции по принципу домино – в одном месте падает фишка, а ломаются все огромные ряды отношений.

Д. НАДИНА: Примем звонок. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Не считаете ли Вы, что сейчас, в связи с ситуацией в Сирии, внимание будет переключено на неё, и Донбасс мы просто тихо потеряем?

А. ПРОХАНОВ: Я не думаю, что именно поэтому мы его потеряем. Просто сирийский конфликт – свежий, актуальный, он интереснее сам по себе. Внимание общественности перекинулось с изнурительного донбасского узла на Сирию. До конца я тоже не понимаю стратегию Кремля, я не знаю, нужна ли нам база в Донбассе, которая сдерживает украинский натиск на Крым. Моя точка зрения, что Донбасс должен быть закреплён за Россией как союзник, как буферная территория, мешающая Украине совершить огромную украинизацию и создать русофобское государство.

Источник

Количество показов: 2797
Рейтинг:  4.31

(Голосов: 20, Рейтинг: 4.9)