Финны не сдаются под напором американских финансовых аналитиков

Сразу три американских аналитика Пол Кругман в The New York Times, Тим Уорстол в The Forbes и Мэтт О’Брайен в The Washington Post разбирались с проблемами Греции в частности и еврозоны вообще. Они считают, что финансовые проблемы Европы лежат глубже, чем в расточительности и безответственности греков. Следующей страной ЕС, которая может столкнуться с проблемами, они назвали Финляндию: у неё пять лет подряд снижается ВВП, а безработица достигла рекордных 11.8%. На защиту чести старушки Европы и своей родины встал министр финансов Финляндии Александр Стубб. Он заявил, что американцы ничего не понимают, а Финляндия – это, своего рода, анти-Греция. Но обо всём по порядку.

По мнению Пола Кругмана и Мэтта О’Брайена проблемы еврозоны заключаются в общеевропейской валюте. Мэтт О’Брайен сказал в своей статье, что евро может быть хуже, чем банкротство. Оба автора вспоминают спад экономики Финляндии начала 90-х, вызванный крахом рынка недвижимости и развалом Советского Союза – крупнейшего торгового партнёра Финляндии. Но тогда финны довольно быстро восстановились.

Сейчас у Финляндии опять проблемы с Россией: девальвация российского рубля и санкции серьёзно ударили по объёмам российско-финской торговли. Другая проблема Финляндии: накрылся медным тазом некогда крупнейший концерн Nokia. От начальной стоимости концерна, когда Майкрософт заключил сделку, осталось 80%. 7800 сотрудников по всему миру уволено. В Финляндии из 3200 сотрудников осталось только 900. И третья проблема финской экономики связана с кризисом целлюлозно-бумажной промышленности, вызванным массовым переходом пользователей на электронные варианты ежедневных СМИ и книг. Как выразился по этому поводу бывший премьер-министр Финляндии, а ныне её министр финансов: «iPhone убил Нокию, а iPad – бумажную промышленность».

Тем не менее, нынешний спад финской экономики по размерам, если считать в ВВП на душу населения, меньше спада 90-х, но он оказался более затяжным. В чём разница? Кругман и О’Брайен считают, что разница в финансовой системе. В 90-е годы у Финляндии была собственная валюта и независимая финансовая политика. Тогда, в условиях кризиса, финское правительство предприняло девальвацию финской марки, следствием чего стало увеличение конкурентоспособности финской продукции за счёт резкого удешевления. Эти меры позволили финнам быстро преодолеть последствия провала и начать уверенный рост.

Но сейчас финская экономика находится в «смирительной рубашке» евро, как выразились эти два американских автора. У финского правительства больше нет возможностей для манёвра, какие были до вхождения Финляндии в еврозону. Финское правительство не может ни девальвировать евро, ни изменить процентные ставки, ни увеличить государственные расходы на субсидии для национально важных отраслей экономики. Финское правительство может только сокращать расходы и снижать зарплаты. Смирительная рубашка евро превращает обычные проблемы в экстраординарные (Финляндия), а иногда и непреодолимые (Греция).

Для контраста приводится пример Исландии, которая в 2008 году объявила о своём банкротстве. Местная крона упала на 60% по отношению к доллару. Настолько же взлетели цены на все импортные товары. И тем не менее, 2014 год Исландия закончила с положительным ростом ВВП в 1.14%, а Финляндия в минусе на 5.2%, хотя она не переживала таких потрясений. Всё дело, считают американские экономисты, в том, что у Исландии есть своя валюта.



Тим Уорстол из The Forbes, разбирая статью Кругмана, указывает, что нынешние проблемы Греции и Финляндии не являются чем-то неожиданным. Американские экономисты, в частности, всё тот же Кругман давно говорили о том, что в еврозону вошли слишком разные государства со слишком разными экономиками. Если для Финляндии вхождение в зону евро было просто нежелательным, то Греция не должна была этого делать вообще. Проблема Греции, по мнению Уорстола, не в её долгах, а в том, что она находится в еврозоне, из-за чего вынуждена подчиняться общим правилам, а не вести независимую политику. У Финляндии с долгами всё гораздо лучше, но проблема именно в том, что страна лишена финансовой независимости.

Девальвация национальной валюты занимает неделю и приносит немедленный результат. Да, конечно, при этом покупательная способность в отношении импортных товаров резко падает. Зато возрастает конкурентоспособность собственной экспортной продукции. Это приводит к быстрому наполнению бюджета и устранению финансовой дыры. Когда такого инструмента нет в распоряжении, то остаётся только медленное снижение зарплат с неизменным ухудшением всех показателей уровня жизни и долгой рецессии.

Министр финансов Финляндии Александр Стубб внимательно прочитал все три статьи и не согласился с ними. Он предложил свою точку зрения. В интервью главному экономическому корреспонденту The New York Times Нилу Ирвину Стубб с ходу назвал чепухой все рассуждения американцев о якобы выгодах национальной валюты перед общеевропейской.

Стубб предложил выйти за границы нынешней чёрной полосы финской экономики и посмотреть в целом на те выгоды, которая получила его страна от присоединения к еврозоне. Только так можно по-настоящему оценить единую европейскую валюту.

По мнению Стубба, интеграция Финляндии в Евросоюз, важнейшим элементом которого является единая валюта, углубили торговые и дипломатические отношения Финляндии с Европой и остальным миром, что сделало его страну более сильной на международной арене. Это также способствовало экономическому росту страны. С момента присоединения Финляндии к Евросоюзу в 1995 году и до мирового финансового кризиса 2008 её ВВП вырос на 33%, а в Германии только на 17%. Все эти годы Финляндия сохраняла свои позиции в ТОП-30 стран по душевому ВВП. Она и до сих пор там находится, не смотря на трудности.



Девальвацию национальной валюты, которую так нахваливали американцы, финский министр сравнивает с допингом в спорте: «Девальвация даёт импульс на короткое время, но она не выгодная в долгосрочной перспективе. Девальвация совсем не решает тех проблем, которые и привели к её необходимости. Нужны долгосрочные действия по структурным реформам, структурным перестройкам экономики, чтобы увеличить конкурентоспособность нашей продукции. И немного удачи».

История Финляндии в ЕС представляет собой, с одной стороны, историю небывалого успеха до мирового финансового кризиса 2008 и историю затянувшегося спада после кризиса, с другой стороны. Возможно, что первая часть вовсе и не связана с евро, а с тем, что тогда Финляндия лучше управлялась, а её народ был вдохновлён на то, чтобы своим трудом занять позиции среди самых благополучных стран мира. Понятно, что сама по себе европейская валюта без труда людей чудес в экономике не сотворит.

Из всей этой дискуссии становится ясной разница между американским и европейским взглядом на экономику. Европейцы больше думают о долгосрочной перспективе и о том, какие плоды может принести более глубокая внутриевропейская интеграция, которая немыслима без единой валюты. Американцы же смотрят на графики и мельтешение цифр, на взлёты и падения экономических показателей и по ним судят об успехах или неудачах политики. Что видят, то и поют, а рассуждения о долгосрочных перспективах и отдалённых выгодах кажутся им чем-то весьма субъективным.

Ещё эта дискуссия заставляет немного по-другому взглянуть на споры, которые идут в российской прессе и на просторах рунета по поводу отечественной экономики и политики. А что если разница лишь в масштабах, на которых люди якобы разных точек зрения рассматривают проблемы? Может быть, «всёпропальщикам» было бы полезно расширить временные горизонты, чтобы увидеть, что за всяким спадом наступает рост? А оголтелым оптимистам, наоборот, нужно «подкрутить колёсико» и увидеть, что гладкие прямые, которые они любят рисовать, при ближайшем рассмотрении оказываются зубастыми пилами со взлётами и падениями. И тогда не придётся спотыкаться о реальность или пренебрегать ей ради красивой мечты.

Евгений Радугин