Другие новости

Большевики и демократия

21 мая 2015 13:37
Олег Комолов


Публикуем материал, присланный в редакцию comstol.info читателем Владимиром Ярыгиным.

К концу гражданской войны экономическое положение России находилось на грани катастрофы. Промышленное производство сократилось до 18% по сравнению с уровнем 1914 года и до 24% по отношению к уровню 1917 года. Общая численность промышленного пролетариата от 3 миллионов в 1917 году сократилась до 124300 в 1921- 1922 гг. Верно, что численность наемных работников, особенно гражданских служащих, резко возросла и что к середине 1920 г. численность членов профсоюзов возросла до цифры более чем 5 миллионов по сравнению с 700000 в 1917 году. Однако общая численность городского населения снизилась более, чем на 30%. Свирепствовали голод, холод и эпидемии. Нищета и, как следствие, деморализация тяжелым бременем давили на рабочий класс.

В этих условиях большевистское руководство решило повернуть от Военного коммунизма к Новой экономической политике (НЭП), допускающей частичное введение рыночных отношений. Промышленное и, особенно, сельскохозяйственное производство проявило определенную тенденцию роста, равно как и численность рабочих. Однако это отступление на экономическом фронте сопровождалось политическим поворотом, который привел к запрету всех политических партий и группировок вне РКП (б), а вскоре также и к запрету фракций внутри РКП (б).

В этих мероприятиях было нечто парадоксальное. В то время как правительство ранее пыталось поддерживать максимум демократии, насколько позволяли условия войны, как только война была выиграна, оно полностью изменило этот курс. Мы нисколько не сомневаемся в том, что это была трагическая ошибка со стороны Ленина и всего большевистского Центрального комитета. Троцкий, который не был исключением в этом отношении, впоследствии, к концу своей жизни, написал в явно самокритическом духе: «Запрещение оппозиционных партий привело после этого к запрету фракций. Запрещение фракций закончилось запретом думать иначе, чем непогрешимые лидеры. Построенная полицейскими средствами монолитность партии привела к бюрократической безнаказанности, явившейся источником всякого рода произвола и коррупции».

В основе объяснения большевиками этого поворота лежат два предположения, одно из которых неверно полностью, а другое частично. Явно ошибочным суждением был вывод о том, что, несмотря на победу в гражданской войне, экономические условия (голод), а затем последствия НЭПа создадут опасность контрреволюции. Такая позиция более чем отмечена ’’экономизмом” с его недооценкой относительной самостоятельности политического фактора в истории и классовой борьбе — что, выражаясь весьма мягко, странно, поскольку все учение Ленина и большевистской партии клонило совсем в другую сторону. Не только сейчас, с точки зрения ретроспективы, но даже в то время было очевидно, что кулаки, разбросанные по всей России, имеющие лишь зачаточную политическую централизацию, не представят большей угрозы для Советской власти, чем армии Колчака, Врангеля, Деникина или Пилсудского, поддержанные французским империализмом.

Второй аргумент, на первый взгляд, был более обоснованным. Конец войны привел к расслаблению энергии, желанию более спокойной жизни среди масс, включая и рабочих-большевиков. Кроме того, рабочий класс в огромной степени численно сократился, а также деклассировался в результате войны, тяжести производства и поглощения его лучших элементов армией и государственным аппаратом. Поэтому предполагалось, что массы будут политически более пассивными, в меньшей степени готовыми подняться однажды против контрреволюционной угрозы. Защита революции должна была бы опираться в большей степени, чем ранее, на обладающие классовым сознанием партийные кадры, которые, в свою очередь, должны были в большей степени, чем раньше, опираться на специализированный аппарат.

Описание положения в Советской России накануне НЭПа несомненно было, в общем, точным, но этот анализ оставлял без внимания ключевой структурный вопрос о том, в каком направлении развивались или могли развиваться события, и какими будут последствия мероприятий, ограничивающих советскую и внутрипартийную демократию. Действительно, социальный крах был быстро предотвращен после введения НЭПа. Численность наемных работников достигла, а затем превысила уровень 1916 года. Реальная заработная плата возросла. Культурная жизнь процветала. Выросла численность квалифицированных работников, повысился качественный уровень. Таким образом были созданы материальные условия для более активного участия рабочего класса в непосредственном осуществлении власти. К 1924 году, и в еще большей степени к 1927 году, было совершенно неверно описывать Российский рабочий класс, как объективно деклассированный. Тенденцию к политической пассивности начала 20-х годов можно было бы обратить вспять.

Однако такое политическое оживление произошло не в климате растущих ограничений и власти аппарата; оно требовало радикального расширения советской и внутрипартийной демократии. Поэтому нельзя отрицать, что меры, принятые в 1920-1921 гг. большевистским руководством, путем их воздействия на уменьшение уровня рабочей самодеятельности способствовали укреплению процесса бюрократизации.

К сожалению, в тот же самый момент Ленин превратил этот конъюнктурный анализ в ошибочную общую теорию. Он писал:

«Но диктатура пролетариата не может осуществляться организацией, охватывающей весь этот класс, поскольку во всех капиталистических странах (а не только здесь, в одной из наиболее отсталых) пролетариат все еще так разделен, так деградирован и так развращен […], что организация, включающая весь пролетариат, не может непосредственно осуществлять пролетарскую диктатуру. Она может осуществляться авангардом, впитавшем в себя революционную энергию класса.

Подобные формулировки можно найти в сочинениях Троцкого в тот период — прежде всего в ’’Терроризме и коммунизме”, несомненно худшей из его книг. В речи на Втором конгрессе Коминтерна, например, Троцкий сказал:

«Рабочая оппозиция выступила с опасными лозунгами. Они превратили в фетиш демократические принципы. Они поставили право рабочих выбирать представителей как бы выше партии, как если бы партия не была уполномочена устанавливать свою диктатуру, даже если эта диктатура временно и вступает в противоречие с преходящими настроениями рабочей демократии. Необходимо создать у нас осознание этого исторического неотъемлемого права партии. …Партия вынуждена поддерживать свою диктатуру несмотря на временные колебания стихийных настроений масс, несмотря на временные колебания даже в рабочем классе. Осознание этого для нас является необходимым объединяющим элементом. Диктатура не основывается в каждый данный момент на формальном принципе рабочей демократии, хотя рабочая демократия, разумеется, является единственным методом, с помощью которого массы можно все больше и больше вовлекать в политическую жизнь».

Поражает тот факт, что Троцкий использует термин «временные колебания», в то время как Ленин говорит о долгосрочном разделении и коррупции рабочего класса. Но как бы то ни было, оправдание Троцким подмены вещей похоже на подобное утверждение Ленина в то время: власть должна осуществляться через господство de facto партийных лидеров.

Такие фальшивые теоретические обоснования распространяются по мере того, как и кому это выгодно. Но они более двусмысленны, чем может показаться на первый взгляд, поскольку Ленин не уточняет, кого он имеет в виду под «авангардом», который «впитал в себя революционную энергию класса»: — конечно же не «Ленинский центральный комитет», «внутренне ядро» партийного руководства. Представить несколько десятков или даже несколько сотен индивидуумов как «авангард класса» было бы слишком смехотворно для такого образованного марксиста, каким был Ленин. Возможно, он имел в виду членов партии или весь ее пролетарский компонент несколько сотен тысяч рабочих. Но если они должны были «осуществлять пролетарскую диктатуру», несомненно нужна была широкая внутрипартийная и советская демократия. А может быть, он думал о слое между «внутренним ядром» и массой членов партии? Ничто не свидетельствует об этом, и такая концепция в любом случае имела бы весьма небольшую объективную базу. Или, может быть, он расширил концепцию «авангарда» за пределы партии и включил в него определенные промежуточные слои, например, представителей профсоюзов, избираемых их товарищами-рабочими?

Одно ясно: Ленин никогда бы не использовал термин «классовый авангард» для обозначения партийного аппарата, не говоря уже о невыбираемом партийно-государственном аппарате. С начала 1922 года и вплоть до смерти в 1924 году он выказывал все признаки того, что бюрократия его ужасала, и был полон решимости бороться против нее. В своей речи на 11 съезде партии 28 марта 1922 года он уже настаивал на том, что «партийный механизм должен быть отделен от советского правительственного механизма». Восемь месяцев спустя он заявил в докладе 4 конгрессу Коминтерна:

«Мы взяли старую государственную машину, и в этом состояла наша беда. Очень часто эта машина действует против нас. В 1917 году, после того как мы захватили власть, правительственные чиновники саботировали нас. Это нас очень напугало, и мы попросили: «Пожалуйста, вернитесь». Они все вернулись, но в этом состояло наше несчастье. Сейчас у нас огромная армия правительственных служащих, но нет достаточно образованных сил для осуществления реального контроля над ними. На практике часто случается так, что здесь, наверху, где мы осуществляем политическую власть, этот механизм еще как-то действует, но внизу правительственные чиновники осуществляют произвольный контроль и часто используют его таким образом, чтобы противодействовать нашим мерам. «Наверху» у нас имеется, я не знаю сколько, но во всяком случае, я думаю, не более чем несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч наших людей. Внизу же, однако, имеются сотни тысяч старых чиновников, доставшихся нам от царя и от буржуазного общества, которые частично сознательно и отчасти невольно действуют против нас»

В ’’Завещании” беспокойство Ленина достигает высшей точки:

«Я думаю, несколько десятков рабочих, будучи членами ЦК, лучше, чем кто-либо другой, справятся с работой по контролю, улучшению и реконструкции нашего государственного аппарата. Рабоче-крестьянская инспекция, которой с самого начала была поручена эта функция, оказалась неспособной справиться с ней .[…] Предпочтительно, чтобы рабочие, принятые в Центральный Комитет, не были из тех, кто долго служил в советских органах […], поскольку эти рабочие уже приобрели те самые традиции и те самые предрассудки, против которых желательно бороться.

Члены ЦК, представляющие рабочий класс, должны быть в основном рабочими из более низкого слоя, чем те, кто за последние пять лет был выдвинут на работу в советских органах; они должны быть людьми, стоящими ближе к рядовым рабочим и крестьянам, которые, однако, не попадают в категорию прямых или косвенных эксплуататоров»

Некоторое время до этого в частном письме он был менее сдержанным, произнеся эти ужасные слова: «Все мы потонули в этом тухлом бюрократическом болоте «ведомств». Большой авторитет, здравый смысл и сильная воля необходимы для ведения повседневной борьбы против этого. Ведомства — это дерьмо; декреты – дерьмо»

Когда Ленин в своем «Завещании» критиковал Рабоче-крестьянскую инспекцию, он также выступал против Сталина, который возглавлял её. Это обозначило отход от его предыдущей защиты Сталина, которого, как главу Инспекции, критиковал также Троцкий, и от его рекомендации XI съезду избрать Сталина Генеральным секретарем партии. После ряда горьких разочарований его борьба против бюрократии все в большей степени концентрировалась на схватке со Сталиным, которая, в конце концов, вышла на передний план в «грузинском вопросе».

Когда Ленин рассматривал это в своем «Завещании», он употреблял слова, которые он никогда до этого в своей жизни, не произносил, говоря, что он был «глубоко виноват в глазах российского и международного пролетариат», поскольку не начал раньше борьбу с бюрократической кликой Грузии, возглавляемой Сталиным и Орджоникидзе. В ходе этой борьбы он с ужасом осознал, что оказал содействие в выращивании чудовища: центрального аппарата партии, сосредоточенного вокруг Сталина.

Сталину с (сознательной или бессознательной) помощью секретарей Ленина и соучастием всех партийных лидеров, за исключением Троцкого, удалось обезвредить бомбу Ленина, приготовленную для XII съезда. Когда делегаты собрались, наконец, в мае 1924 года, Ленин уже четыре месяца находился в Мавзолее на Красной площади. Его письмо съезду было представлено как, вследствие болезни, письмо «ненастоящего» Ленина. Главы основных делегаций выступали за замалчивание его «Завещания». Мы можем сказать, что Ленин умер буквально как пленник сталинской машины, лишенный возможности действовать как политический лидер — или даже как политический деятель — внутри партии.

В свои последние месяцы Ленин так и не определил в удовлетворительной степени, кто мог бы возглавить борьбу против бюрократии. Конечно, не партийный аппарат, сам глубоко бюрократизированный; и не Центральный комитет, который он хотел расширить, превратив его в орган, включающий несколько сот рабочих, все еще занятых в производстве, а не освобожденных функционеров. Большевистские рабочие — члены партии? Широкие массы рабочих? Он рассматривал проблему со всех сторон, но не мог найти определенного ответа.

Те авторы, которые рассматривают ошибки Ленина в 1921 году как решающие для победы сталинской фракции, фатально недооценивают сдвиг в социальном соотношении сил, который произошел в Советской России. Ни Ленин, ни Троцкий, ни какая-либо фракция в партии не могла добиться политического оживления активности масс — российского рабочего класса в 1923 году, а без этого нельзя было ликвидировать ту мертвую хватку, которой бюрократия сковала все общество, возможность для чего появилась сегодня. Только если бы вся партия в целом мобилизовалась против бюрократии, тогда имелась бы возможность для успеха.

Вот как Троцкий позднее рассматривал этот вопрос:

«Многочисленные критики, публицисты, корреспонденты, историки, биографы и различные социологи-любители время от времени упрекали Левую оппозицию за ошибки в ее деятельности, утверждая, что стратегия левой оппозиции была недостижимой с точки зрения борьбы за власть. Однако сам подход к вопросу был неправильным. Левая оппозиция не могла добиться власти и даже не надеялась на это — во всяком случае, ее наиболее мыслящие лидеры. Борьба за власть Левой оппозиции, революционной марксистской организации, была реальна лишь в условиях революционного подъема. […] Но в начале 20-х годов и позднее в России не было никакого революционного подъема, совсем наоборот».

Содействовали ли ошибки Ленина и Троцкого в 1920-1921 гг., несмотря на их последующую борьбу против бюрократии, развитию общей идеологии, которая привела к краху большевистской партии? В определенной степени несомненно да, но в гораздо меньшей, чем часто принято считать. Ибо партийный руководители и кадеты имели выбор между позициями 1920-1921 гг. и 1922-1923 гг., которые, в конце концов соответствовали большевистской традиции, имевшей место вплоть до 1919 года. Многие старые большевики вступили в Оппозицию в 1923 году. Бухарин, по крайней мере, колебался до начала 1923 года. Черту подводит тот факт, что большинство кадетов приняли неправильные решения в силу своих внутренних причин, а не потому что они были сбиты с толку Лениным.

Действительная трагедия Российской революции в тот момент истории состоит в том, что ведущие кадры большевистской партии в конце концов осознали опасность набиравшего обороты бонапартизма и деспотизма, но не вместе и не одновременно, скорее позднее, чем раньше, когда уже нельзя было предотвратить движение к террору середины и конца 30-х годов. По существу, это опоздание было результатом отсутствия понимания нового социального феномена, подъема к власти привилегированной бюрократии в рабочем государстве. Почти все эти кадры дорого, своей жизнью, заплатили за роковое опоздание.

21 комментарий
Читайте также

Семейные ценности – и ширма, и содержание

В России провластные и околопровластные СМИ то и дело говорят о защите так называемых «семейных ценностей» от пропаганды нетрадиционной сексуальной ориентации, идущей с Запада. На Западе не опровергают этого, наоборот, подтверждают — только прикрываясь так называемой «свободой личности» и «равноправием гендеров».

Почему многополярность лучше?

Фатальная ложь

Так где же режим более фашистский?

Казахстан. Красноречивый факт

Помоги проекту
Справочник
Справочник

Наш баннер
Счётчики
© 2005-2013 Коммунисты Столицы
О нас
Письмо в редакцию
Все материалы сайта Комстол.инфо
Красное ТВ МССО Куйбышевский РК КПРФ В.Д. Улас РРП РОТ Фронт Коммунисты кубани
Коммунисты Ленинграда ЦФК MOK РКСМб Коммунисты кубани Революция.RU