В 2022 году Душанбе и Пекин договорились не реже, чем раз в год, проводить совместные антитеррористические учения. Сейчас соглашение готовится ратифицировать нижняя палата парламента Таджикистана. Учения не единственный пример сближения двух стран в сфере безопасности: китайцы помогают силовикам и армии соседей оружием и базами. Каких интересов при этом добивается каждая из сторон, рассказал Ia-centr.ru директор Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Василий Кашин.
– С какими общими угрозами безопасности приходится бороться Китаю и Таджикистану?
– Одна из приоритетных угроз – это террористы различного толка – от «Вилаят Хорасан»* до «Джамаат Ансаруллах»*, которые базируются в Афганистане и совершают оттуда вылазки в соседние страны. Пекин и Душанбе в течение многих лет сотрудничают на афганском направлении: в частности, Народная вооружённая полиция Китая присутствует на территории Таджикистана и пытается перекрыть путь радикальным элементам.
Другая точка соприкосновения политики безопасности двух стран – трансграничная преступность, в особенности незаконный оборот наркотиков. Последний имеет значительный размах в регионе: с 1994 по 2016 год таджикистанские силовики конфисковали более 113 тонн наркотических веществ. Масштабы рисков стимулируют Китай подключаться к сдерживанию угрозы, которая способна перекинуться на него.
Отдельное измерение трансграничной преступности – уйгурская проблема. Она затрагивает КНР в большей степени, нежели Таджикистан, где нет местной крупной общины уйгуров.
Тем не менее представители радикальных групп – например, сепаратисты из «Организации освобождения Восточного Туркестана»* – могут пересекать таджикистанскую границу и двигаться севернее, в Киргизию и Казахстан.
Чтобы защититься от этих вызовов, Пекин направляет Душанбе финансовую и военно-техническую помощь. Так, в 2016 году было подписано соглашение, в соответствии с которым китайские власти обязались профинансировать строительство 11 таджикских аванпостов и учебного центра для таджикских пограничников. Другой пример – данное в 2021 году Китаем обещание возвести военный объект в селении Вахан Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО граничит с СУАР КНР, Афганистаном и Киргизией. — Прим. Ia-centr.ru).
–
Население Таджикистана скептически реагирует на усиление военного присутствия Китая в стране. Почему Душанбе, несмотря на это, сближается с Пекином в сфере безопасности?
–
Подозрительность к КНР характерна не только для жителей Таджикистана, но и для населения Центральной Азии в целом. Негатив в данном случае вызван не конкретными проектами или инициативами, а китайской политикой по отношению к исламу и мусульманским национальным меньшинствам, имевшей место в прошлом. Влияет на ситуацию и историческая память о непростом взаимодействии с империей Цин.
Тем не менее, если говорить о практической политике, сейчас Пекин – один из ключевых экономических партнёров для Душанбе. Он импортирует сырьевую продукцию, произведённую в Таджикистане и других странах региона, активнее России. Кроме того, Китай – важный партнёр в сфере инвестиций: в 2012–2022 годах он вложил в экономику Таджикистана
$2,9 млрд, а с января по сентябрь 2022 года китайские средства в таджикистанской экономике составили почти 40 % от общего объема иностранных инвестиций.
Это становится дополнительным стимулом и для сотрудничества в сфере безопасности. В Душанбе это прекрасно понимают, поэтому, учитывая часть опасений населения, не стремятся отказываться от кооперации с Китаем.
–
Несмотря на периодическое сближение с КНР, самое интенсивное сотрудничество в сфере безопасности у Душанбе – с Москвой. Какую роль играет в политике Таджикистана сближение с Китаем?
– Для Таджикистана Китай – это, во-первых, дополнительный источник помощи: как строительство так называемых пропускных пунктов, так и поставки техники и оружия осуществляются безвозмездно.
Во-вторых, наличие дополнительного партнёра в сфере безопасности позволяет Душанбе укреплять свои переговорные позиции в диалоге с Москвой и отстаивать свои интересы.
У России и Китая партнёрские отношения, но в контексте поставок и финансирования военных объектов это стимулирует конкуренцию, схожую с рыночной, и позволяет Душанбе выбирать лучшее от каждой из сторон.
–
Какие цели преследует Китай в Центральной Азии, фокусируясь на проблемах безопасности?
– Прежде всего, Пекин стремится не дать какой-либо враждебной державе, в первую очередь США, утвердиться в Центральной Азии. Эта проблема не нова: для Китая камнем преткновения стало появление в регионе после 11 сентября 2001 года американских баз. Готовность России согласиться на этот шаг Вашингтона привела к охлаждению отношений Пекина и Москвы, но позднее КНР и РФ вместе работали на выдавливание западного военного присутствия из Центральной Азии.
Китай осознаёт, что страны региона продолжат сотрудничать с США и союзниками, но смотрит на это с большой ревностью. Активизация Вашингтона в Центральной Азии стимулирует дополнительные усилия КНР в сфере безопасности.
Это отмечают и местные специалисты, подчёркивая активность Пекина в продвижении новых инициатив.
Ещё одна цель, к которой стремится китайская сторона, – минимизировать негативное влияние на Синьцзян радикальных элементов и трансграничной преступности, присущей региону.
Сам СУАР Пекин смог стабилизировать жёсткими и трудозатратными мерами. В то же время достигнутое требует формирования среды, в которой новая радикализация уйгурских националистов была бы невозможной.
Эти приоритеты предопределяют политику Китая в сфере безопасности. Это касается как двухсторонних отношений – с Россией, Таджикистаном, другими странами Центральной Азии, так и деятельности в БРИКС и ШОС.
–
Помимо ШОС, с террористами и радикалами в регионе борется ОДКБ. Как Пекин видит эту организацию? Что думает об объединении усилий с ней?
– Барьеров для сотрудничества с ОДКБ у Китая сейчас нет, об этом свидетельствует его дипломатическая активность в этом направлении. В 2022 году о заинтересованности в объединении усилий со странами – участницами организации заявлял председатель Постоянного комитета ВСНП Ли Чжаньшу. Кроме того, Пекин подписывал документы о сотрудничестве с ШОС и ОДКБ и инициировал контакты по этой линии.
Тем не менее сейчас ОДКБ сталкивается с определенными внутренними препятствиями, которые Китай не может не замечать. Это, скорее всего, приведёт к тому, что Пекин в конце концов сделает ставку на двухсторонние каналы и на ШОС.
–
Заинтересована ли Россия в таком сотрудничестве?
– Да, мы продвигали идею сближения с Китаем в сфере безопасности с 1990-х годов. Уже в 2000-х Москва и Пекин инициировали серию учений «Мирная миссия» в рамках ШОС, а позднее – даже сотрудничество военно-морских флотов.
Россия заинтересована в кооперации не меньше китайской стороны – ведь это, помимо прочего, помогает сдерживать потенциального противника.
– Какие подводные камни есть у сближения на уровне ШОС?
– Главная проблема ШОС заключается в том, что после 2022 года организация кардинально расширилась и вышла за границы региона Центральной Азии. В результате достижение консенсусных решений, и без того непростое из-за членства в ШОС Индии и Пакистана, может усложниться ещё сильнее.
В связи с этим многое, судя по всему, будет реализовываться в других форматах на основе новых структур и партнёрств. Прообразом такого партнёрства можно считать соглашение начальников генеральных штабов Таджикистана, Пакистана и Китая о борьбе с терроризмом, подписанное в 2016 году.
* — организация, деятельность которой запрещена в России
