Политрук и его муза

Любой разговор о Евгении Бильченко неизбежно выруливает к Майдану и «Небесной сотне». К нынешней скоропостижной, напоказ, метанойе (определение самой Е.Б., – кстати, дивно рифмуется с паранойей). К скандалу в доме-музее Пастернака.
А что же стихи? Они почти неразличимы за разномастной PR-шелухой.
Напрасно. Стоит восполнить пробел.

*   *   *

Впрочем, давайте по порядку. Ведь любой разговор о Евгении Бильченко неизбежно выруливает к Захару Прилепину – благодетелю и покровителю.
Ничего удивительного: родные же души. Эта сладкая парочка просто обречена была найти друг друга. То в вышнем суждено совете. Евгений и Евгения. Люди с пластилиновым хребтом: бывший малесенький бандерівець рука об руку с экс-нацболом, он же экс-редактор регионального выпуска «Новой газеты», он же экс-соратник Навального – и кто еще там? Подскажите, боюсь запутаться: ведь и жнец, и швец, и всех станов боец. Живой привет от Федора Михайловича: широк человек.
Настолько широк, что пошел в содержанки к украинскому олигарху Александру Бабакову – мажоритарный акционер тамошних энергопредприятий стал зампредом партии «За правду» и ее спонсором. Лояльный к З.П. телеканал «Царьград», и тот брезгливо поморщился: «Прилепину стоило бы быть более щепетильным, а деньги временами пахнут исключительно дурно».
Где ты, группа ГРАД? Не дает ответа.

Вообще, российско-украинский кризис вызвал у Прилепина редкостный моральный подъем. О чем певец во стане русских воинов не преминул доложить в романе «Некоторые не попадут в ад»: «еще семьсот грамм водки, немедленно»; «пили какую-то малоградусную китайскую водку»; «снова пили – водку, конечно», «они пили вино, я водку», «я тоже хлебнул рома из горла».
В этом самом ну о-очень приподнятом состоянии духа бравому замполиту примерещился гранатомет РПГ-9, не известный ни в одной армии мира. Не диво, что истерическое дрыгоножество и рукомашество сошло за эталон русского патриотизма: «Это очень важный и нужный для всех нас – русских и украинцев – человек».
Что, впрочем, доказывает лишь полную профнепригодность политруков по обе стороны границы. Сорокалетняя панкушка, увешанная копеечной бижутерией, одним своим видом дискредитирует что угодно, вплоть до таблицы умножения.

Евгений Николаевич, однако ж, проникся: «Ее стихи переведены на 23 языка. Отличные стихи, надо сказать».
Еще бы. Ведь он и сам поэт не из последних: «По верховьям деревьев бьет крыльями влага». Верховья рек – очень даже знаю, верховья деревьев… это вообще где? А вот ребус и вовсе нездешней силы: «Внутри Саддама ветер ищет эхо».
Слава Богу, до стихов добрались.

*   *   *

Лирика Бильченко категорически не предназначена для чтения. Ибо в виде декламации выглядит не в пример выигрышнее. Печать для стихов Е.Б. равносильна смертному приговору.
Суждение выглядит парадоксальным, но на самом деле ничего парадоксального тут нет. Сейчас попробую растолковать.
Любой текст, прозаический или поэтический, это: а) способ выразить идею; б) способ продемонстрировать прием. В первом случае прием делает авторскую мысль более рельефной. Во втором прием становится самоцелью, а мысль ютится где-то на задворках. Или вообще отсутствует за ненадобностью. На фиг она нужна? – читатель у нас давно на самообслуживании. Вот и пусть забавляется своей любимой игрой в приращение смыслов, ищет строй в нестройном вихре чувства.
Бильченко подменяет смыслы эмоциями. При этом эмоциональная ее палитра разнообразием не отличается. Что в замайданной, что в антимайданной лирике работает слезовыжималка – в режиме 24/7:

«Я – мальчик.
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком».
(«Кто я?»)

«Спи, солдатушка родимый, в небе золотом…
Над тобою вся Россия проросла крестом».
(«Военная колыбельная»)

А что, дешево и сердито. Для слезливых восьмиклассниц предпенсионного возраста вполне сойдет. Жаль, опоздала Евгения Витальевна родиться: лет бы на 20 пораньше – писала бы тексты для незабвенной Тани Булановой. Недурная карьера, стабильные гонорары.
Но амплуа вопленицы – это еще самый ласковый вариант. В худшем случае, что бывает гораздо чаще, весь пар уходит в гудок – на демонстрацию приемов. Каковые также наперечет, и все без исключения арендованы у шестидесятников. Тяжеловесные околобродские дольники: «Вот – ноша моя штрафбатная, вот – клеймо на моем лбу. / Вот – двухсотый, который выжил и встретил меня в гробу». Развесисто-клюквенные околоахмадулинские тропы: «Полет – / Скворечный аборт утративших звезды гнезд», «зеленоглазым Кецалькоатлем падал режим к ногам».  Ну, вы поняли: київський дядько нервово шукає в кишенях тютюн. Околовознесенские субъективно-акустические рифмы: «бодхисаттвы – диверсанты», «Сартра – психиатра». 
Хотя посмотрим на ситуацию шире: заимствованы не только приемы, но и сама эстетическая парадигма – соединение разнородного. Вознесенский да Ахмадулина со товарищи взяли ее напрокат у полузапретных в ту пору сюрреалистов – буржуинские часы плавились и текли, и чайный прибор зарастал густой шерстью, и Венера Милосская превращалась в комод. А у Вознесенского груша становилась треугольной, и на ее месте мог вполне оказаться ромбический апельсин. Без малейшего ущерба для содержания.
У Е.Б. налицо та же самая подражательная странность: твердое пришито к синему, квадратное – к холодному, рукав – сами знаете к чему. Ослы терпенья и слоны раздумья уволены без выходного пособия. Что общего у павшего советского режима с Кецалькоатлем, у Запорожской Сечи – с Орионом, а у звезд – с веками Вия? Боюсь, никто не объяснит, включая авторессу.
В результате возникает суггестивная лирика, которую нынче погонными километрами пишут все – от доцентов с кандидатами Елены Зейферт и Дмитрия Бака до нейросети Зинаиды Фолс, созданной айтишниками Яндекса. Благо трудозатрат минимум – логику заменяют более чем произвольные ассоциации, высказывания спонтанны, образы созданы методом простого случайного отбора:

«А так – сиди и жуй хот-дог.
А так – сиди и ври про грипп.
Во мне еще не умер Бог:
Он много пел и, вот, охрип.

Перебивай и тьму, и мгу
И сам себе не рад,
Ищи в зачуханном мозгу
Искомое стократ».

Для справки: первая строфа здесь – Евгении Бильченко, вторая – Сергея Попова. Интересно, хоть кто-то, кроме авторов, заметил коллаж? Ритмические швы почти не ощутимы, а смысл не страдает по причине полного его отсутствия. В общем, одна из многих. Что и требовалось доказать.
Вот потому-то в печатном виде вирши Е.Б. вянут на глазах: есть время перечитать и убедиться в откровенной бессмыслице и не менее откровенной вторичности.

*   *   *

Такого рода камлания – далеко не шедевр, а потому воспроизводятся легко и без усилий. Милости прошу убедиться:

ТРАНСФОРМЕР

Я нынче выгнута буквой Z,
И не фиг тут на меня глазеть.
Мне оно далеко не внове:
Гнулась всім алфавітом державної мови.
Ведь я непонята и тонка,
Как ахмадулинская строка,
Как речь Захара-политрука –
Какие там рифмы еще на «ка»?..
Я – скворечный аборт, 
Водянистый сканворд,
Ваш заслон от жовто-блакитних орд.
Колись була дівчина бандерівцем –
Стала гибкою березкой, русским деревцем.
Ох, некому березу заломати…

На все про все – ровно десять минут работы, чтоб вы знали.

*   *   *

Хотел было стихами ограничиться, да отчего-то не получается. Кода, не взыщите, будет далеко не лирического свойства.
Консул Квинт Сервилий Цепион надменно цедил сквозь зубы: Roma traditoribus non premia. Наивные эти римляне были, право слово. У советских собственная гордость: Tertia Roma solum traditoribus premia.
Включая замполита и его музу.