На выборе диком: без твердой веры выборы – ничто…

• Опубликовал Олег Кизим 5 декабря 2018 г. - 4 686 просмотров

  

  Мы родились в стране, где начальники обязаны были заботиться о народе. Вначале они в это верили. Потому верить перестали, но по привычке, по инерции, ещё продолжали обеспечивать простых людей жильём, пенсиями и прочими благами.

  Но однажды эти начальники собрались в сауне и задумались: а на фига мы надрываемся? Давайте не будем им квартиры раздавать, пусть сами покупают, кто сможет – а нам облегчение! Давайте не будем им пенсию платить, пусть, отработав, сдохнут – нам опять же облегчение… То есть начальники в режиме банального сговора, освободили себя от обязанностей, которые им предписывались законом.

  А нам начали толкать туфту про демократию, выборы, свободу и т.п. Главное качество для этой туфты – чтобы её нельзя было измерить ни метром, ни твёрдым рублём, ни килограммами. Висит груша – нельзя скушать…

  Мы почти все (за исключением крайних идиотов) понимаем прекрасно, что нам гонят туфту. Начальство просто избавилось от нас, как отчим избавляется от нелюбимого пасынка, как дедушка избавился от Максима Горького, отправив «его в люди» с замечательной мотивацией: «ты не медаль, чтобы на шее висеть»…

  Но чтобы своё понимание преобразовать в действие – нам не хватает веры. В данном случае – красной веры. Той, которой с избытками имелось у наших дедов в окопах Сталинграда и какая у нас почти вовсе пересохла.

  А поскольку веры нам не хватает, мы с разумностью премудрого пескаря пятимся и говорим: «Какая же это туфта? Самая настоящая демократия! Свобода в том голом виде, в каком её мать, дикая природа, родила!»

  И система тотальной лжи, в которой сильный свой произвол выдаёт за правду, а слабый делает вид, что верит его правдивости – скрипит помаленьку и заполняет собой XXI век.

  В Евангелии на сей счет сказано: «Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его».

  Добродетель есть доктрина, а слова доктрины убедительны только для тех, кто её разделяет, только внутри круга единоверцев. Надежда же устыдить словами веры тех, кто твоей веры не разделяет – нелепа. Это всё равно что ораторствовать перед медведем или стаей волков!

  Слово всесильно – если это слово веры и обращено к верующим. Но слово (как и мысль) бессильно, если оно мёртвое, формальное, произносимо неверующим и принимаемо неверующими. В этом случае слово превращается в колебания воздуха, текст – в кляксу, а мысль – в галлюцинацию.

   

  И демократия теоретически возможна лишь внутри общины, идеологически закалённой – где люди скорее умрут, чем примут вероотступничество. Такие люди могут выбирать власть на самом деле, а не в режиме «общества спектакля». Рядовая масса фанатиков, остро реагирующих на ложь, не даст верхам хитрить и химичить.

  Может ли быть реальная выборная демократия в обществе, в котором люди – приспособленцы, потребительски настроенные циники? Конечно же, нет!

  Если люди панически боятся не только смерти, но и малейшего снижения своих доходов, то, конечно, им не «войти в дом сильного» и не «связать его». Понятно, что сильный сделает, как он хочет, а люди примут.

  Сам механизм реальных выборов в обществе потребителей, отзывчивых на шантаж и угрозу, невозможен чисто технически. Ибо люди в такой среде возмущаются подлогом, фальсификацией чего угодно (не только голосования) только до применения к ним насилия.

  Малейший нажим на них – связанный даже не с угрозой жизни, а угрозой личному потреблению (не расстрелом, а увольнением) – делает их шёлковыми. Они начинают старательно делать вид, что верят в итоги выборов, как и во благо всего прочего, от властей предписанного.

  Действительно, чисто житейски, даже абстрагируясь от авторитета Евангельского слова – как можно хозяйничать в доме сильного, сперва не связав его? Очевидно, что только в его отсутствие! Пока он не пришёл и в морду не дал – вы вроде как хозяева положения. А пришёл и вломил – и кончилась «власть демоса»…

  Тысячи политологов-болтунов постоянно болтают о демократии, но ни один не удосужился разъяснить реалистичный механизм её действия. Как отделить выборы от их имитации?

  Злодеям даже не обязательно отменять выборы, это сделает только очень глупый, и такой злодей – большая и редкая удача для общества. Злодей поумнее ничего отменять не станет, а в положенные сроки выступит с декларацией, что выборы проведены, их итог такой-то, а кто не верит – тот сам врун.

  И вот человек получил декларацию, в лживости которой твёрдо убеждён. У него два пути: действовать, или сделать вид, что он «не заметил фальши». Включить дурачка, всё прекрасно понимая, улыбаться и говорить – «не вижу зла». В упор смотрит – и не видит. Зрением ослаб!

  Или действовать. Но как? Противопоставляя себя системе, человек ставит себя в положение боярыни Морозовой (при этом не будучи боярином), в положении протопопа Аввакума. Его же система может бросить зверям – как в Древнем Риме. Для такой решимости человек должен обладать накалённой, фанатичной верой, попирающей саму смерть. Не может человек пойти на такой поступок, руководствуясь одним только «гражданским правосознанием»!

   

  Не может человек пожертвовать собой ради корявых юридизмов текста конституции, лишённых и красоты, и эмоциональности, и попросту однозначности толкования!

  А значит, для светского, теплохладного человека из потребительского общества демократия попросту невозможна. Бессмысленно даже говорить, хороша она была бы или плоха – ибо невозможна и всё.

  То есть во всех странах потребительского общества власть делает вид, что проводит выборы, а электорат делает вид, что верит, будто он голосовал. Если же правящая мафия разложится до полной недееспособности, то власть просто перехватит другая мафия, но не более того.

  Ну, будет вместо дона Корлеоне править дон Капоне, вместо вконец свихнувшегося Горбачёва Ельцин – а при чём тут выборы, волеизъявление, голосования и прочая мишура лжи?

  По мере охлаждения низов, погружения их в бытовой цинизм и потребительскую бытовуху – армия веры, каковой был народ пассионарный, превращается в лагерь военнопленных, безоружных и легко запугиваемых. Власть ведёт с такой массой торг, но торг с заведомо выигрышных для власти позиций. То, что не получается выторговать добровольно – лёгким нажимом превращается в «добровольно-принудительное». У системы масса инструментов воздействия на человека, от пыточных до пряничных. У человека же есть лишь один реальный инструмент воздействия на систему: идеологический фанатизм.

  Иррациональность фанатика снимает разницу весовых категорий системы и человека, очевидную для любого рационального сознания. Всякий умственный расчёт покажет, что сопротивление бессмысленно, обречено – и лишь священное безумие фанатиков, отбрасывающих все рациональные аргументы, может осуществить чудо победы Давида над Голиафом.

  Если монтаж государства, общества и права вёлся вокруг храма центральной идеи – то и демонтаж начинается вокруг отсутствия идеологии.

  То, что умно и выгодно делать внутри определённой системы – глупо и невыгодно делать вне этой системы.

  Например труд является источником богатства в условиях соблюдения законности, но в условиях хаоса и беззакония – является только источником беды. Труженика и скопидома тогда убьют при ограблении быстрее босяка, с которого нечего взять, и потому он грабителям неинтересен.

  Трудолюбие есть внутренняя рациональность для христианской цивилизации, но оно совершенно иррационально для дикой природы и животной среды «естественных» отношений.

   

  Точно так же наука и познание: понятно, для чего они нужны внутри поощряющей их системы. Но что будет с очкариком-ботаником на зверином первобытном «свободном рынке», со всеми его книжками и эрудицией – показал нам Ельцин с компанией.

  Воду можно заставить идти вверх вопреки тяготению только в условиях специфических конструкций. А сама по себе вода (как и технический разум) – всегда будет тяготеть к понижению уровня.

  Мы стали на тот путь, когда существующие диспропорции и противоречия системы будут всё более и более решаться через зоологические инструменты, сперва прикрываемые демократической демагогией, а потом уже и нет.

  Система либеральной экономики и либеральных отношений между людьми убирает (конечно, не без откатов, не без инерции) всю сложность человеческого во имя простоты звериного. «Сделать жизнь людей проще» – постепенно отучив их от всего «неестественного», то есть антропогенного в ландшафте.

  Нужна тебе свобода – бери дубину. Зашибёшь – твоё счастье. Тебя зашибут – не повезло. Свобода требует жертв. И ты – одна из жертв, которую требует алтарь свободы…

  Потому что, конечно, жизнь начальства будет проще всего – когда оно, начальство, станет вам «ничего не должно». Ни по закону, ни по счетам. В ответ вы, конечно, плюнете на государство, которое решило, что ничего вам не должно: тогда и вы ему ничего.

  Так исчезнет институт государства. И останутся рыскающие животные разной величины, каждое из которых ничего не должно другому.

  Упрощая себе жизнь, начальники ведут нас именно к этому. А мы, тоже упрощая себе жизнь, и побаиваясь «санкций» – тоже к этому идём. Повизгивая, поскуливая, периодически начиная увещевать или плакать… Но идём…

  Жизнь-то ведь одна! Как может человек выступить против системы? Он приспосабливается к ее имеющимся условиям. Порой в своём приспособленчестве становится виртуозом. Но если условиях ухудшаются – то он снова и снова приспосабливается к ухудшающимся условиям, выгадывая себе крохи уже в новом своём положении.

  У цивилизованных, идейно заряженных людей выборы отражают волю цивилизованных людей.

  А у животных – выборы отражают волю животных.

  И странно было бы думать, что они могут отразить что-то иное…

   

  Дмитрий Николаев