Почему народ ворчит, но не бунтует? И он, и власть сидят у одной кормушки

• Опубликовал Иван Лапин 19 октября 2018 г. - 4 497 просмотров

  

  Социальная функция элиты – выработка управляющих сигналов. Это её работа, за которую она получает вознаграждение от общества. Полагаете, она потребляет слишком много благ? Так и должно быть. У человека головной мозг, который сжигает 20% энергоресурсов организма, составляя всего 2% массы тела. Вопрос в том, насколько эффективные управляющие команды формирует элита и что получает общество от их реализации.

  Но что является содержанием того консенсуса, который утверждается в обществе с помощью инструмента медиа-зомбирования? Элита требует от общества подчинения в обмен на что? При этом подчеркну принципиально важный тезис – меньшинство никогда не может господствовать над большинством, опираясь на насилие.

  Легитимность белых колонизаторов в диких странах обеспечивал так называемый компрадорский консенсус. Папуасские элиты были заинтересованы в том, чтобы выполнять посреднические функции в торговле с белыми и эксплуатации местных ресурсов. Британия баснословно обогащалась, выкачивая ресурсы из Индии, но местные компрадорские элиты обогащались на этом даже больше, чем метрополия, если оценивать личные состояния и роскошь дворцов. Колонизаторы давали компрадорам возможность обогащения и взамен те признавали господство белого человека.

  Да, правящий класс России сейчас ударными темпами строит феодализм и монархию. Казалось бы, какой может быть в этой ситуации консенсус между верхами и бесправными низами?

  Если мы обратимся к исторической практике русского феодализма, легко этот консенсус обнаружим – элита несла обязанности перед обществом. Речь идет о военной службе, которая была такой же крепостной обязанностью дворян, как обязанностью крестьян – обеспечение служивого сословия. А служба была настолько не сахар, что бывали случаи, когда дворяне переписывали своих сыновей в крепостных, дабы избавить их от ярма государственной службы.

  Нынешнее же правящее сословие никаких тягот не несет в принципе. Управленческую функцию, если можно говорить об исполнении каких-то функций кроме распределительных, выполняет настолько отвратительно, что требовать об общества вознаграждения на этом основании невозможно. Скорее надо говорить об опасности того, что за плохое качество управления элита будет наказана населением. Но население с готовностью прощает своей элите абсолютно бездарное управление. Почему?

   

  Многие полагают, что общественный консенсус в РФ базируется на том, что элиты воруют сами, но делятся наворованным с низами, и тем самым надежно обеспечивают свою легитимность. Этот постулат обладает иллюзией логичности, если не обращать внимание на фундаментальный логический изъян: российская элита не имеет никаких внешних ресурсов для грабежа типа колоний, чтоб покупать лояльность населения. Принципиальным моментом является то, что правящий класс присваивает исключительно внутренние ресурсы, а в этом случае неизбежно встает вопрос об их принадлежности.

  Не может грабитель получить одобрение ограбленного, если отберет у него 100 рублей, а потом великодушно вернет ему червонец. Как ни крути, общественного консенсуса на этой основе не получится. Грабеж – это как раз форма присвоения, опирающаяся на насилие, то есть не требующее одобрения со стороны жертвы.

  Однако рентная специфика присваивающей модели экономики РФ создает уникальные условия, когда правящий класс грабит (эксплуатирует) не низы, а природную ренту. Причем львиную часть рентных доходов тратит на покупку лояльности масс, то есть покупает свое легитимное право осуществлять грабеж и дальше. Для кого-то это прозвучит открытием, но правящий класс РФ присваивает себе, грубо говоря, 5% той маржи, что получает от продажи сырьевой ренты, а 95% отдает в распоряжение общества.

  Почему же тогда это общество такое нищее, а элитарии буквально купаются в роскоши? Объяснение элементарно. Если сегодня прибыль от экспорта сырья и низкопередельного полуфабриката условно составляет $400 млрд. в год, львиная доля ее изымается в общий котел в виде налогов и расходуется в интересах всего общества. Правящий класс же довольствуется его пятью процентами (порядка $20 млрд.), которые смачно тратит на свое потребление. Давайте разделим те рентные $380 млрд., которые получает все общество, на поголовье в 150 млн. россиян. На каждого выходит по $2,5 тыс. общественного продукта.

  Теперь разделите $20 млрд. правящего класса на 10 тысяч высшей элиты: выходит, что каждый элитарий в среднем потребляет благ на два миллиона долл. ежегодно.

  Описанная схема абстрактна, и она отражает не реальные потоки в стране, а лишь принцип распределения общественного продукта внутри социальной системы. Суть в том, что элита не грабит низы. Даже если считать народ владельцем природной ренты, то элита получает лишь жалкие 5% от дохода за администрирование процесса монетизации экспорта.

  Можно долго спорить о том, что эти 5% за осуществление управленческих функций являются неадекватно высокой платой, а справедливы были бы 2% или даже 0,5%. Но это не имеет принципиального значения. Даже если полностью лишить элиту награды, низы богаче не станут, они вообще не ощутят лишние 100 долларов годового дохода на душу.

   

  Итак формулирую ключевой тезис: основным бенефициаром  разграбления природных ресурсов РФ является сам народ, которому принадлежит 95% рентных доходов. Общество в целом присваивает себе ренту и делится ей с элитой, которая администрирует процесс, а вовсе не наоборот.

  Этот факт трудно переварить в сознании, но системно присваивающая экономика РФ базируется именно на этом принципе. Да, эксплуатация природной ренты не делает народ богатым, но это и невозможно, поскольку экономика присваивающего типа малопродуктивна. Исключение из общего правила возникает, когда страна с большим запасом природных богатств обладает маленьким населением, как например Кувейт или Катар. Во всех остальных 20-30 странах с большим рентным потенциалом население бедное: Ливия, Нигерия, Азербайджан, Казахстан, Туркмения, Венесуэла, Ирак, Иран, Панама, Украина, Боливия и т.д.

  Есть страны, обладающие большим рентным потенциалом, но строящими национальное хозяйство в парадигме созидательной экономики, основанной на высокой доле добавленной стоимости труда, и их всего три – Норвегия, Австралия, Канада. Это те социальные системы, которые пресловутое ресурсное проклятие не смыло в болото деградации и средневековья. Объясняется это тем, что указанные страны к моменту обретения ренты находились на высоком уровне цивилизационного развития.

  Исходя из вышесказанного мы можем легко сформулировать условия общественного консенсуса, соблюдая которые, правящий класс РФ обретает свою легитимность: общество ведет паразитическое существование, а элита обеспечивает процесс паразитирования.

  Да, кто-то бурно возразит: мол я вкалываю за гроши на трех работах, тяну ипотеку и выплачиваю три кредита – какой же я паразит? Паразиты в понимании примитивного обывателя – это всякие ротенберги, которые дворцы строят с золотыми унитазами и домиками для уточек. Нет, принципиально паразиты все, кто втянут в экономику, паразитирующую на ресурсах, и то, что при этом одни паразиты умудряются паразитировать на других паразитах, ничего концептуально не меняет.

   

  Что касается присваивающего типа хозяйствования, то тут есть нюансы. Первобытное общество имело чисто присваивающее хозяйство (охота, рыболовство, собирательство), продуктивность которого была жестко ограничена возможностями самовоспроизводства биоресурсов. Скажем, племя из 30 человек могло прокормиться с леса в1000 гектар, большей нагрузки экосистема не выдерживала. Прибавочного продукта первобытная экономика не давала, накопления материальных ресурсов не происходило. Все, что добывало племя на охоте, им же и съедалось.

  При феодализме экономика эксплуатировала уже не только возможности природы, но и труд. Это позволило создавать прибавочный продукт и наращивать ресурсную базу общества. Но если, совершенствуя технологии, производительность труда можно теоретически повышать бесконечно, то эксплуатация возобновляемой ренты (земельной, водной, энергетической) имела свои пределы. Урожайность невозможно повышать бесконечно, продуктивность почв истощается, и этот важнейший экономический ресурс утрачивается, что затрудняет наращивание как фондов потребления, так и фондов развития.

  В отличие от феодальных обществ, эксплуатирующих возобновляемую природную ренту, в РФ происходит утилизация ренты. Поэтому общество принципиально утрачивает возможность к развитию, то есть наращиванию ресурсной базы, а может лишь деградировать по мере истощения базиса.

  Жалкие оправдания типа «я потребляю то, что заработал, а не украл» реабилитируют паразита разве что в его собственных глазах. Заслуженно потреблять человек может только те блага, что произвел и те, что воспроизводит природа. А наше общество потребляет не произведенное, а присвоенное.

  Переходя в русло экономической логики, констатирую: фонды потребления в РФ превосходят фонды развития. Утрачиваются как минерально-сырьевая рента, так и капитал (фонды развития), накопленные предыдущими поколениями. То есть те же промышленные фонды, эксплуатируемые на износ, превращаются в невозобновляемую ренту.

  Текущий уровень потребления в РФ неадекватен, то есть общество потребляет больше, чем созидает. Весь социум в целом – паразит. На этом и базируется общественный консенсус между верхами и низами: власть обеспечивает обществу возможность паразитирования, а общество за это позволяет правящему классу паразитировать в приоритетном порядке. Таким образом фундаментальные противоречия между верхами и низами, подрывающие общественный консенсус, отсутствуют.

  Однако описанная модель содержит в себе неразрешимый внутренний конфликт: по мере утилизации ресурсной базы общество утрачивает жизнеспособность и должно либо погибнуть – либо сменить парадигму своего существования. Общественный консенсус в РФ будет разрушен обстоятельствами непреодолимой силы – сужением ресурсной базы. Если общество не сможет паразитировать на ренте, элита не сможет паразитировать на обществе. Тогда возникнет запрос на новую модель выживания и развития, для реализации которой будет потребна новая элита. Но это лишь в том случае, если социальная система не издохнет, освободив свой ареал для более жизнеспособных сообществ.

  В нынешней же своей форме Россия обречена на деградацию и смерть (пусть даже умирание будет происходить в комфортных условиях). Социальная система уже не первое десятилетие самоуничтожается, утрачивая свою ресурсную базу, весь вопрос лишь в скорости ее утилизации. Паразитизм, как модель социального генезиса, обречен на крах. И изменения в массовом сознании россиян возможны только в условиях этого краха. Пока к этому нет стимула.

  Популяция паразитирующей на ренте страны – наркоманы, сидящие на рентной игле. При снижении дозы у них начинается ломка, но желания соскочить с иглы пока не возникает.

   

  По материалам Алексей Кунгуров