В защиту пропаганды

В последнее время слово «пропагандист» превратилось чуть ли не в ругательство, в уничижительную характеристику. Военкоры этим обидным словом обзывают коллег из противоположного лагеря. Тем самым, вероятно, давая понять, что сами они дают аудитории абсолютно объективную, свободную от личных пристрастий картину трагических военных событий.





Но будем честны: такое просто невозможно. Причем не только потому, что любая информация, переданная человеком о значимом для него событии, очевидцем которого он был, по определению будет субъективна.

Дело в том, что война настолько многогранное явление, в котором перемешано белое и черное, героическое и преступное, что никакой журналист просто физически не может осветить его во всей полноте. Отстраненная и обобщенная картина происшедшего — это дело историков будущих эпох, когда уже утихают страсти и проходит боль.



Журналист же видит и описывает частности, из которых и состоит война. В соответствии со своей личной позицией, редакционной политикой и с той стороной, на которой он «сражается» в этом конфликте, он выбирает, что из увиденного придать огласке, а о чём умолчать. И в какой пропорции.

Собственно, это и есть пропаганда. Или, как сегодня пишут в армейских наставлениях по психологической войне, – информационное, или медийное обеспечение операций, или подготовка к ним.



Во время первой чеченской кампании мне довелось общаться с военкором одной столичной газеты – юношей, можно сказать, весьма нежного возраста. На мой вопрос о наличии у него специальных знаний, позволяющих хотя бы просто понять происходящее на театре военных действий, он ответил, что это не имеет никакого значения. Поскольку в редакции ему уже четко поставлена задача, что именно и как должно быть описано в материале. И его командировка, по сути дела, имеет лишь единственный смысл – «отметиться» в районе операции по наведению конституционного порядка (наш разговор происходил в Моздоке, добрался ли он до Чечни, мне неизвестно). Кстати, именно в том издании, что он представлял, очень любили порассуждать по поводу «кремлевской пропаганды» и «политических заказов».

В определенной степени военкорам с «выбором позиции» может помочь с нужной «дозировкой» черного и белого профессиональная работа армейской пресс-службы, которая не должна ограничиваться доведением до журналистов пресс-релизов. Офицеры пресс-служб должны тщательно подбирать «эксклюзивные» материалы для некоторых изданий с учетом их редакционной политики. Устраивать «конфиденциальные сливы» журналистам, на основе «личных отношений». И делать много других вещей, которые создают у военкоров ощущение, что им (именно им) действительно помогают, а не стремятся ограничить доступ к информации.



В начале первой чеченской кампании представители СМИ изгонялись «федералами» из зоны боевых действий, работа даже аккредитованных военкоров ограничивалась официальными брифингами.

Причины этого вполне понятны. Многие военачальники тогда просто недооценивали значение психологических операций для страны, особенно в условиях гражданской войны. Они тогда еще не очень понимали, что такое негосударственные СМИ и как с ними работать. Не знали, что им говорить и как освещать операцию, цели и задачи которой и, главное, средства их достижения, были в тот момент не совсем ясны им самим. Кроме того, присутствовала банальная боязнь ответственности. И получилось то, что получилось: природа не терпит пустоты, и информационный вакуум, созданный «федералами», заполнили боевики.



Дудаевцы создали для журналистов режим наибольшего благоприятствования. Представители мятежников «выцепляли» съемочные группы еще в аэропорту Минеральных Вод, предлагали им всемерное содействие и безопасность. Их везли в Чечню, выделяли охрану, к ним подводили нужных людей, которые говорили то, что было нужно дудаевцам. Для журналистов местные специалисты даже могли отснять материал!



Конечно, нельзя утверждать, что антироссийская деятельность российских СМИ была связана исключительно с неэффективностью пресс-служб силовых ведомств России, однако определенную роль сыграло и это обстоятельство.

Потом ситуация изменилась довольно радикально, и боевики стали брать либеральных журналистов в заложники. А пресс-службы стали работать эффективно. А государство нашло возможность обеспечить лояльность большинства ведущих информационных ресурсов.



Однако сегодня, когда страна вернулась на мировую арену и решает задачи за своими пределами, этого недостаточно. Для ведения информационной войны в глобальном масштабе, для противодействия психологическим операциям неприятеля у нас слишком слабые позиции в мировом медиапространстве.



При этом даже небольшой «плацдарм», занятый RT, подвергается столь ожесточенным атакам, что возникает угроза утраты большинства завоеванных этой компанией позиций.

И новым фронтом информационной борьбы, неизвестным в 90-х, стали социальные сети и блогосфера. И механизмы эффективного противодействия атакам на этом направлении еще толком не созданы.



В свое время поэт требовал, чтобы к штыку приравняли перо. Однако сегодня перо, вернее, клавиатуру компьютера, стоит рассматривать как минимум на уровне оперативно-тактических ракет.

Причем нужно понимать, что для достижения побед на информационном фронте гибридной войны недостаточно усилий армейских пресс-служб и подразделений психологических операций. Вопрос стоит о консолидированной работе силовых структур, СМИ, органов власти и патриотических сил в рамках единой пропагандистской парадигмы.



И нужно понимать, что объективную оценку уже идущей против нашей страны войны отечественная историческая наука будущего может дать только в том случае, если в начавшемся противоборстве мы сумеем защитить Отечество.