Наш паровоз – куда летит? Почему мы и жаждем, и боимся политических реформ?

• Опубликовал Наталья Румарчук 9 февраля 2018 г. - #реформы  #желание  #боязнь  - 4 181 просмотр

  

  Многие сегодня по инерции 20-и последних лет пессимистически убеждены, что в результате президентских выборов ничего в России не изменится. Хотя, возможно, это не так – перемены часто начинаются тогда, когда их никто не ждет.

  Но сейчас Россия очутилась в очередном застое, который кончится либо развалом, либо реформами. Либо реформами после развала. И не так важно, кто именно будет эти реформы проводить – Путин или его сменщик. Чтобы реформы были успешными, хорошо бы понять, на что именно сегодня есть общественный запрос. По идее он должен выявляться именно на выборах. Но у нас как парламент – не место для дискуссий, так и выборы…

  Однако некоторые запросы все же очевидны.

   

  1. Борьба с коррупцией.

  Этот запрос бесспорен – не будь его, не было бы ни митингов на этот счет, ни популярности Алексея Навального. Сегодня мы наблюдаем антикоррупционную кампанию в одном из самых коррумпированных регионов России – в Дагестане. И, о чудо – вместо ожидавшихся протестов местных в духе «наших бьют» там налицо поддержка начавшейся чистки.

  Вспомним громкие коррупционные дела – от Сердюкова и Васильевой до Хорошавина, Гайзера и Белых: народ поддержал их от души. И в случае с Сердюковым и Васильевой было только огромное разочарование мягкостью наказания.

  2. Социальная справедливость.

  Запрос на нее мало осознается условным либеральным лагерем, который сейчас и генерирует большую часть политических смыслов. Но достаточно посмотреть на уровень имущественного расслоения в обществе, на количество людей, живущих ниже уровня бедности, чтобы понять – такого запроса не может не быть.

  Этот запрос выражен в виде голосования за КПРФ, которая остается самой популярной «оппозиционной партией», несмотря на ее явный анахронизм и соглашательство.

  Но почему же пока не появилось современного, адекватного и массового левого движения?

  Вот простой пример. В Новосибирске сейчас несколько сот тысяч автовладельцев и миллион пассажиров общественного транспорта. И почти все жители в тот или иной момент становятся пешеходами. При этом в городе несколько организаций, защищающих интересы автовладельцев – но ни одной на страже пассажиров общественного транспорта.

  И среди первых гражданских движений России были автовладельцы, обманутые дольщики, экологи, борцы с точечной застройкой. Но мы не увидим среди них представителей наиболее страдающих социальных групп. Нет движения крестьян, учителей, врачей. И этому есть простое объяснение.

  Активный человек активен и социально, и экономически. Он не станет бороться за права крестьян в депрессивном селе, а просто уедет в город. Он не станет бороться за права пассажиров переполненных автобусов – а купит автомобиль и пересядет в него. Не пойдет работать учителем с низкой зарплатой, даже закончив педВУЗ. Русские голосуют не сердцем и не умом. Они голосуют ногами.

  Поэтому-то обездоленные у нас есть, а их представителей нет. Роль последних исполняют циничные российские политики. В лучшем случае – партийная бюрократия КПРФ, в худшем – популисты из «ЕР», получающие голоса в обмен на предвыборные подачки.

  3. Федерализм.

  Федерализм, очевидно, не волнует широкие массы. Простому человеку безразлично, за что отвечает тот или иной уровень власти, как распределяются между ними деньги и полномочия. Для него существует власть вообще – особенно когда она выстроена в вертикаль.

  Но любому, кто погружен в проблемы госуправления, понятно, что централизация давно пересекла черту разумного и неудержимо стремится к абсурду. Централизованных ведомств слишком много, координации нет не только внизу, но и наверху. Особенно по мелким вопросам на местах. Щупальца вертикали, переплетаясь и ветвясь, так и не сходятся к единому мозгу.

  Начиналась централизация под идеологию «в регионах всё разворовывают». Но за прошедшее время федеральная бюрократия продемонстрировала, что степень ее коррумпированности и неэффективности уже как минимум не ниже, чем у региональной и муниципальной. Последних еще хоть как-то сдерживает местное общественное мнение. Там, где оно есть.

  Нынешняя система не оставляет шансов на эффективность. Будь ты чудо-менеджером, невозможно «снизу» преодолеть разобщенность ведомств и сделать что-то полезное, не нарушив десяток параграфов в противоречащих друг другу законах и инструкциях. В таких условиях дееспособными остаются только лоббисткие и коррупционные группы. Они имеют сильную мотивацию и ресурсы для решения своих проблем.

  В остальном управление в России носит характер торговли возможным ущербом. Не трогай меня – и я не трону тебя. Защищать и захватывать эффективнее, чем развивать. Ты можешь выстроить хороший муниципалитет с самодостаточным бюджетом, технопарк или клинику мирового уровня – но обратишь тем самым на себя внимание хищников, получишь проверки и уголовные дела. Удивительно, не то, что у нас кругом бардак и неэффективность – а то, что еще находятся энтузиасты, пытающиеся что-то исправить.

  Несомненно, что пока центры принятия решений не будут сдвинуты существенным образом «вниз», чтобы на местах можно было решить любую проблему без бесконечных согласований с разными башнями Кремля, никакого развития мы не увидим.

  4. Ответственность руководителей.

  Нынешняя популярность Сталина объясняется просто. Это был последний правитель России на памяти народа, при котором руководители всех уровней несли персональную ответственность за результаты своей деятельности. То, что эта ответственность порой была чрезмерной и не всегда справедливой – уже второй вопрос. Во времена Брежнева безответственность была уже повсеместной. И хотя она распространялась и на простой народ (вспомним дворников и сантехников), почему-то особой благодарности жителей генсек не заслужил.

  В наше время прямой связи между успехами чиновника и его дальнейшей карьерой мы не видим (Виталий Мутко, например). Это в каком-то смысле принцип кадровой политики, продолжение линии «своих не сдаем». Ельцин мог уволить министра по итогам крупного скандала, но Путин – никогда. Те резкие обрушения карьер, которые мы все-таки сегодня наблюдаем – Улюкаев, Белых – связываются не с ответственностью за управленческие ошибки, а с внутриэлитными конфликтами. Но системы ответственности как не было, так и нет.

  Но управленческая система, в которой не налажены критерии оценки деятельности управленцев и их поощрение или наказание, будет стагнировать. Сегодня главный критерий, который влияет на успешность карьеры – наличие связей и влиятельных покровителей. Следующий после него – лояльность. Следующий – «быть как все». А потом искреннее удивление, отчего ж так коротка скамейка запасных, и где наши Илоны Маски.

  5. Успехи в науке и технике.

  Судя по реакции общества на успехи Илона Маска (одни горячо их отрицают, другие столь же горячо ими восторгаются), тема становится все более болезненной для России. Российских побед в космических сферах нет уже, наверное, лет десять, а подводная группировка наших ракет растет из года в год.

  6. Имперское величие.

  Рискну предположить, что наш ура-патриотизм скатывается к серьезному кризису. Истерические ТВ-шоу на тему «Мы великие, нам все кругом должны, мы всегда правы, и потому нас все ненавидят» порождают аллергию как к участникам этих передач, так и к самой теме.

  7. Экономика.

  Высокие цены и низкие зарплаты уже давно занимают первые строчки в соцопросах на тему «Какие проблемы вас волнуют больше всего». Бесконечные экономические плутания с нулевым успехом все очевиднее приводят к той истине, что нельзя поднять нашу экономику, не решив проблем управления, ответственности и научно-технического прогресса.

  8. Стабильность.

  С одной стороны, число россиян, желающих перемен, впервые за долгие годы превысило число желающих стабильности. С другой, страх перемен, реформ (тем более, революций) по-прежнему очень высок и успешно поддерживается пропагандой.

  Как советские люди, хранившие живую память о Второй мировой, жили под лозунгом «Лишь бы не было войны!», так и нынешнее поколение готово много терпеть – «Лишь бы не вернулись девяностые».

  Поэтому реформы у нас нужно проводить под лозунгом «Создавать новое, не разрушая старое». Или можно позаимствовать образный лозунг у Дэн Сяопина – «Переходить реку вброд, ощупывая камни ногами». В переводе на русский – пробовать на малом, брать в дело то, что работает, и отбрасывать то, что не работает.

   

  Простые, казалось бы, вещи. Но почему у нас если перемены, то обязательно непродуманные, когда лезем в воду, не зная броду – и все в таком ключе? Отсюда и эта мучительная коллизия: огромное желание в народе давно назревших перемен – и огромный страх их.

  Ни тпру ни ну. Великое стояние при политической Угре.

   

  По материалам Алексей Мазур