В Россию через Швейцарию

После холодного, дождливого московского лета и в преддверии холодной, снежной зимы, захотелось ярких впечатлений золотой осени с полной сменой обстановки. Поехали мы по делу в Германию, Мюнхен, а потом по плану был отдых в Швейцарии. Вот про нее-то я совсем ничего не знала и никогда туда не стремилась, как оказалось, совершенно напрасно.

Впечатления от поездки, от страны (о которой я и узнала-то совсем немного), от людей, оказались настолько сильны, что волей-неволей пришлось задуматься и о своем месте в мире, о своей родине, о том, где и как жить. Время, проведенное в Швейцарии, пробудило во мне те самые теплые чувства к Дому, где я родилась, к русским людям, в какой бы части страны они ни жили, к земле, какой бы промерзшей она ни была, к нашим монотонным пейзажам, к русскому смятенному, несобранному, но такому чуткому и родному духу, о которых мы привыкли не думать, находясь в состоянии относительного бытового благополучия. А когда его нет, этого благополучия, то начинаем ругаться и говорить, как здесь плохо. А плохо ли? А почему?

Начну издалека. Какими глазами смотрели на Швейцарию наши именитые соотечественники некоторое время назад? Этот прекрасный край всегда был местом паломничества русской интеллигенции, кто-то приезжал сюда отдохнуть, кто-то подлечиться, кто-то эмигрировал. Самые известные «русские швейцарцы» – П. Чайковский, И. Стравинский, Ф. Достоевский, И. Бунин, В. Набоков.

Надо сказать, что Достоевский Швейцарию не любил, категорически и бесповоротно.

Он был здесь в 1862 и 1863 годах, а в 1867-м, женившись, приехал сюда в свадебное путешествие и остался до рождения дочери.

Вот что он писал: «Вот уже скоро месяц, как я засел в Женеве; надо сказать, что это самый прескучный город в мире; он строго протестантский, и здесь встречаешь работников, которые никогда не протрезвляются» или «Женева на Женевском озере. Озеро удивительно, берега живописны, но сама Женева — верх скуки».

Не будем спорить с великим писателем, которому Швейцария дала возможность написать не одну главу «Идиота», однако у него были личные мотивы не любить эту страну: ее климат ему не подходил, у него участились приступы эпилепсии, он все время играл и проигрывал, а отсюда нехватка денег, но самое ужасное – это смерть ребенка, Достоевский похоронил здесь трехмесячную дочь, рождения которой они с Анной Григорьевной так ждали и ради которой остались в Женеве. Похоронена Софья Достоевская на старинном кладбище Пленпале, кладбище Королей. На мраморной плите выбит православный крест и написано по-французски: «SOPHIE. Fille de FEDOR et ANNE DOSTOIEVSKY. 22. II/5.III – 12/24.V.1868» («Софья. Дочь Федора и Анны Достоевских»). После смерти дочери, не имея средств уехать из страны, Достоевские переехали из Женевы в Веве, затем все-таки перебрались в Италию – жили в Милане и Флоренции. 8 июля 1871 г., после четырехлетнего пребывания в Европе, Достоевские вернулись в Санкт-Петербург.

Сложно любить место, с которым у тебя связано столько трагического… Однако дело здесь вряд ли в стране; немцев, например, Достоевский ругал еще больше, чем швейцарцев.

Все дело в тоске по родине, куда ему хотелось вернуться беспрестанно: «И как можно выживать за границей? Без родины – страдание, ей-богу!».

«Мне Россия нужна, для моего писания и труда нужна (не говорю уже об остальной жизни), да и как еще! Точно рыба без воды; сил и средств лишаешься».

Бунин же Швейцарию любил. Он попал сюда в одну из своих первых поездок за границу (1900 г.), в то время у него как раз открылась страсть к путешествиям. Он был очарован Женевским озером. Герой рассказа «Тишина» так говорит о нем: «Выйдя на набережную, мы невольно остановились в том радостном изумлении, которое испытываешь всегда, внезапно увидев простор моря, озера или долин с высоты. Савойские горы таяли в светлом утреннем пару, и под солнцем едва можно было различить их (…). Вблизи, в огромном пространстве долины, в прохладной и влажной свежести тумана, лежало голубое, прозрачное и глубокое озеро. Оно еще дремало, как дремали и косые паруса лодок, столпившихся у города. Точно серые поднятые крылья возвышались они в воздухе, но были еще беспомощны в тишине утра. Две-три чайки низко и плавно скользнули над водою, и одна из них вдруг блеснула мимо нас и метнулась в улицу (…) Счастливы люди, в города которых залетают чайки в солнечное утро!».

Бунин очень точно описал мои собственные впечатления от страны, гор, озер: «Мне часто не верится, что я действительно в тех местах, о которых, бывало, только мечтал, глядя па карту, и все хочется напомнить себе об этом».

…Октябрьская революция 1917 г. вынудила Набокова сначала перебраться в Крым, а затем в 1919-м эмигрировать из России. В 1962 г. он поселился в швейцарском Монтрё на берегу Женевского озера в отеле «Палас», где в номере «64» провел последние пятнадцать лет жизни практически затворником. Подобно Достоевскому он тосковал по родине, но выбрал Швейцарию как наиболее подходящее место для жизни и работы. Виктор Пелевин пишет в «Священной книге оборотня»: «Набоков проговаривается не тогда, когда описывает запретную прелесть нимфетки. Страницами не проговариваются, страницами сочиняют. Он проговаривается тогда, когда скупо, почти намеком упоминает о внушительных средствах Гумберта, позволявших ему колесить с Лолитой по Америке. Писателю мечталось, конечно, не о зеленой американской школьнице, а о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии». Ловить бабочек – еще одна страсть Набокова, которую он тешил в Альпах, нарядившись в шорты и горные ботинки.

Набоков похоронен на кладбище недалеко от замка Шатлар в Кларане. На надгробной плите высечено по-французски: «Владимир Набоков. Писатель. 1899 — 1977».

Вот такие неоднозначные чувства вызывала Швейцария у русских писателей, но все-таки объединяла их тяга к Родине, к русскому слову. Они оставались на чужбине по разным причинам, но тем не менее вовсе не потому, что хотели уехать из России.

Конечно, с тех пор много воды утекло, и мои глаза, возможно, увидели совсем другую страну или поняла я все иначе, а сердце екнуло в нужный момент из-за чего-то…

Что мы знаем о Швейцарии? Когда-то это была бедная страна, а швейцарцы служили наемниками в иностранных армиях, да и слово «швейцар» именно отсюда. Но сейчас это одна из самых развитых и богатых стран мира: швейцарский франк – самая устойчивая валюта, а о швейцарских банках, я думаю, все наслышаны, на них приходится 35-40% мирового управления собственностью и имуществом частных и юридических лиц. В стране около 4 тыс. финансовых организаций, в том числе множество филиалов иностранных банков.

Швейцария очень дорожит своим нейтралитетом и не входит ни в ЕС, ни в какой-либо из военных альянсов. В 2001 г. народ отказался присоединиться к Евросоюзу, «против» проголосовали 76,8% населения и 26 кантонов. Правда, в 2002 г. страна все-таки вступила в Организацию Объединенных Наций («за» проголосовали 54,6% населения и 13 кантонов), а в 2004 г. присоединилась к Шенгенскому соглашению (54,6% и 12 кантонов), о чем многие швейцарцы сейчас жалеют из-за роста преступности, проституции и числа бездомных.

Будучи конфедеративной республикой, Швейцария состоит из 20 кантонов и 6 полукантонов. В стране три с половиной официальных языка – немецкий, французский, итальянский и частично ретороманский (для делового общения с лицами-носителями ретороманского языка).

В стране действует прямая демократия: граждане могут предлагать тексты законов, которые затем выносятся на голосование (коммуны, кантона или конфедерации), это называется инициативой. Кроме того, граждане могут как одобрить, так и отвергнуть закон, предложенный правительством, это – референдум.

Любой вопрос в рамках кантона и по стране выносится на референдум. Решить что-либо без одобрения большинства здесь немыслимо.

Каждый кантон имеет свою конституцию и законы, однако их полномочия ограничены федеральной конституцией. В ведении федеральных властей находятся вопросы внешней политики, армии, железных дорог, связи, федерального бюджета. Кантоны же сами заботятся о медицине, образовании и т.д. В стране по сути нет богатых и бедных областей, каждый кантон отвечает за свое благополучие сам.

Любовь к чистоте и порядку здесь возведена в превосходную степень. Все четко структурировано и все работает. По полям ходят бесчисленные стада чистых, опрятных буренок, в озерах и реках протекает кристальной прозрачности вода, но рыбу здесь ловят «по расписанию», а купаться можно только в специально отведенных местах, чтобы сохранить практически девственную чистоту природы. Мусор, как в большинстве цивилизованных стран, собирается отдельно – я насчитала 6 разных бачков и пакетиков у нашего гостеприимного хозяина. Приходилось все время его спрашивать: «Пьер, а это куда? А эту бумажку?». А бумажки тоже разные бывают, их в разные кучки надо. А нам, русским, хватает печки, бочки и компоста, а в городах и вовсе свалки на окраине, хотя некоторым и до мусорки бычок донести, видимо, здоровье не позволяет…

В общем, регулируется все до мелочей.

Собирать грибы в одном кантоне вовсе нельзя, в другом – по килограмму на человека, в третьем – по пять (ну, условно). Зато с праздничными днями забавно дело обстоит: мы попали на День всех святых, в кантоне Фрибург католики его праздновали – и все учреждения и магазины были закрыты, а в соседнем, у лютеран, был обычный рабочий день и можно было спокойно купить сыр, ставший в каком-то там году лучшим сыром в мире, при этом по вполне приемлемой по московским меркам цене. Борьба за чистоту и порядок ведется по всем направлениям, грязные машины по стране не ездят, за немытое лобовое стекло – штраф.

Наш хозяин Пьер, казалось бы, типичный швейцарец, счастливый обладатель аккуратного дома в деревне (куда переехал из Женевы, выйдя на пенсию – обычная история) с белоснежными скатертями и ужинами из самого лучшего швейцарского сыра под лучшие же сорта чая. Мы, кстати, чуть его не расстроили, нечаянно купив французский сыр. По правилам дома, уходя из него или ложась спать, надо непременно все тщательно запереть и закрыть ставни, так как много приезжих, воруют и вообще, в Европе стало неспокойно. К ЕС Пьер относится с каким-то даже пренебрежением, мол, много глупостей наделали, да таких, что даже Швейцарии досталось, а вот СССР вспоминает тепло, говорит, Союз был для них чем-то вроде примера для подражания: бесплатная медицина и образование на хорошем уровне… Вспоминает до сих пор. Что касается нравов: увидела я на улице, видимо, социальную рекламу, состоящую из трех больших плакатов, на всех – целующиеся люди: на первом, как положено, – мужчина и женщина, на втором – два бритых мужчины, на третьем – два небритых мужчины. Если честно, я так и не поняла, с какой целью это было вывешено, но вопрос Пьеру задала, как он к этому относится. Швейцарец сказал, что любовь – это личное дело каждого человека, пусть у себя дома делают, что хотят, но он против того, чтобы однополым парам разрешили усыновлять детей, у детей должны быть мама и папа, а не родители с номерами.

Под конец нашего пребывания в гостях к Пьеру приехала его жена-украинка, по духу же настоящая швейцарка (Пьер утверждает, что она была такой всегда). Она умудрилась найти в доме пыль, а на наши уверения, что такой чистоты мы в жизни не видали, она ответила: «Вы еще у наших соседей не были». Не были, но видели города, деревни, дороги, улицы, озера… Одни из самых прекрасных в мире пейзажей обрамляет абсолютно стерильная цивилизация, идеальный быт, оттого крайне скучный.

Мой друг спросил меня: «Тут все так круто устроено, интересно, почему мы так не можем?». «А ты так хочешь?», – ответила я вопросом на вопрос. Конечно, нет, мы так не хотим, нашей душе тесно в рамках этого идеального мира, хочется смотреть дальше, мыслить шире…

Для счастья нам нужны бескрайние неухоженные поля России, ее заросшие лесом горы, тайга. Только здесь мы можем размышлять о вечном над рюмкой чая.

Но и швейцарцы не так просты, как кажется. Пьер – удивительный человек во многих смыслах. Живое подтверждение пушкинской фразе «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

Он был профессором философии, французского языка и литературы, информатики в Колледже Вольтера в Женеве, лектором факультета словесности Женевского университета, ассистентом департамента минералогии Женевского университета, исследователем департамента минералогии Женевского краеведческого музея, президентом интернет-группы в центре информационных технологий кантона Женева, веб-мастером в Институте наук о Земле Женевского университета, заместителем мэра Меньера, и т.д.

Пьер, будучи образованнейшим человеком, говорящим на нескольких языках, в том числе русском, следящим за порядком и вздрагивающим от непонятных шумов за дверью дома, при этом настоящий авантюрист и искатель приключений. Он всей душой любит Россию, но не ту, в которую вернулась сейчас я, не Москву, не наши сытые мегаполисы, его сюда калачом не заманишь, даже в музеи, несмотря на его любовь к искусству.

А любит Пьер дикие горы Северного Урала, Сибирь, реки Лену и Тыву, открытые пространства, свободу, которую дает природа.

Он ходит по нашим горам и долам с палками для скандинавской ходьбы и всматривается в камни в поисках новых образцов для своей коллекции. Он любит нашу природу и людей, которые в этой природе выросли: он не доверяет москвичам – они слишком неискренне улыбаются, а вот уральцы – не сразу, но честно и во все зубы. Отношение Пьера к России, моей родной стране, посбивало спесь, и стало как-то очень стыдно за свой беспочвенный московский снобизм. Этот чудесный швейцарец заставил меня по-другому посмотреть на свою страну, еще больше ее полюбить и убедиться в верности пословицы «Где родился, там и пригодился».