Самое свежее

После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу! Вадим Жук. Пронеси, Всевышний! Алексей Рощин. А где пятый? Ева Меркачева. На адвокатов террористов из Крокус Сити посыпались угрозы Эль Мюрид. Мурло террориста

Почему у нас все не так плохо, как нам кажется. Римейк поэмы «Хорошо!»

  • – У нас нет смертной казни. Вообще. Ни для кого. Уже двадцать лет. Это – большое дело. И этот факт трогательно контрастирует с пошлыми разговорами о том, что мы мол живем при новом тоталитаризме, под властью кровавой диктатуры и т.д.

    – У нас все меньше людей сидит в тюрьме. В 2000 году, когда начался "кровавый режим", сидело больше миллиона, сейчас – 630 тысяч. А это не просто 40% разницы, это значит, что тюремной культуры – вроде бы неизбывно родной – становится все меньше.

    – У нас стало намного меньше абортов. В 2000 году их было больше двух миллионов. За эти семнадцать лет – меньше на миллион. Эту цифру не нужно комментировать – она сама все говорит.

    – У нас однородная страна. За вычетом этнических анклавов Россия почти мононациональное государство – у нас больше русских, чем латышей в Латвии или евреев в Израиле. И этой стране больше не грозит социальная пропасть вроде "город против деревни" и "буржуи против народа". Кроме полупроцента самых богатых и секты свидетелей приличного человека, все остальные – кто лучше, кто хуже, – но живут более-менее в одном мире, и новую гражданскую войну устраивать некому.

    – У нас пожилая страна. Об этом принято говорить как о чем-то плохом. Якобы всеобщая молодежность, упорно насаждаемая пропагандой – что-то хорошее. На самом деле нет ничего хуже и опаснее для общества, чем толпы агрессивных молодых мужчин, томящихся от чего-то мутно-неопределенного, где-то между безработицей, дезертирством, желанием нехорошо развлечься и скучающей сексуальностью. От демографического взрыва погибла старая Россия, но Россия новая, пенсионная, этого избежит.

    – У нас нет тирана. А мог быть. Очевидно, что Путин, обладающий давно сталинскими полномочиями, мог бы и разгуляться будь здоров, если б хотел – но он не хочет. Видимо, он человек "скучный", и меньше всего на свете его тянет силком переделывать Россию и упиваться своей властью, дрессируя окружающих. Ему нравится другое – международные саммиты, спорт, экзотические путешествия – и слава Богу.

    – Мы уже не знаем, что такое труд. На протяжении бесконечных столетий русские люди занимались тяжелым и принудительным физическим трудом – сначала аграрным, потом и промышленным. Принуждали и государство, и сама жизнь – другая работа была только для абсолютного меньшинства. И только с конца двадцатого века наконец можно вздохнуть, перестать копать канаву и заняться чем-то условно-приблизительным. Например, стать охранником и сидеть на стуле, глядя в никуда пустыми глазами. Или закончить бессмысленный "факультет пиара" и "связывать с общественностью" каких-нибудь жуликов. Но не толкать тачку. Разве это не прекрасно?

    – У нас есть европейская семья. Можно сколько угодно слушать депутата Мизулину и разного рода "уполномоченных по правам человека" из кавказских республик, но русские в двадцать первом веке – это не забитый живущими друг у друга на голове барак (общежитие, изба) с азиатскими представлениями вроде "забеременела – шлюха" или "десять родили – пять умерло, бывает". А мама, папа и один, максимум два ребенка в более-менее человеческой квартире. Или мама и ребенок. Или мама, бабушка и ребенок. В любом случае это свободное пространство – и физически, и морально. И это пространство, в котором все более ценной становится жизнь. Это видно хотя бы по тому, что служба в армии, которая в СССР длилась три года, потом два, теперь сокращена до одного года – и нынешние военные упражнения происходят уже без призывников. Никто больше не хочет ссориться с матерями.

    – Наше начальство медленно цивилизуется. С 1917 года нами правили люди часто малограмотные – с трудом умевшие связно говорить и писать, и их единственным карьерным достоинством было звериное чутье. Еще в девяностые годы число еле образованных колхозников среди начальников зашкаливало. Нынешнее правящее поколение – первое городское. Уже нормально, что человек, занимающую высокую должность, может свободно говорить на другом языке, прочесть и понять длинный текст. И есть шанс, что в двадцатые-тридцатые годы разницы между средним молодым чиновником здесь и в Европе – почти не будет.

    – Наши люди медленно становятся гражданами. В отличие от крепостных крестьян, которых освободили без земли, после чего те долго еще должны были платить за нее, – советских людей освободили с приватизированными квартирами и дачами. Эта скромная (а иногда и не очень) собственность была первым кирпичом новой жизни. И пока был только он, все человеческое в России так и заканчивалось за забором или закрытой дверью. Но теперь все больше с каждым годом обнаруживается людей, которые хотят бороться за что-то общее. Памятник, парк, чье-то вызволение из зиндана, сбор денег кому-то в помощь. Понятно, что все это – пока что не имеет отношения к политике, а когда имеет – жулики вроде Навального или Ходорковского пытаются как-нибудь прислониться. Но процесс идет.

    – У нас есть выбор. А это самое главное. Дело в том, что и в Российской Империи, и в Советском Союзе человек был как бы "заранее распределен" – сословиями и религиями, планами и анкетами – и ему стоило больших трудов переломить это распределение и выстроить свою жизнь так, как он хочет. Теперь не то. Последние лет тридцать – впервые в русской истории – мы можем делать то, что хотим. Уйти в лес, в монахи, эмигрировать, хвалить или проклинать Путина, жить одному, вдвоем, коммуной, сектой, держать бензоколонки, разыгрывать Бородинское сражение, зарабатывать миллионы, жить на пенсию родителей и смотреть телевизор, выбросить телевизор, читать Льва Толстого или роман "Попаданцы атакуют", не читать ничего. И единственный ограничитель теперь – только вечные проблемы жизни на свете: бедность и старость, трусость и тупость, любовь и безразличие, тоска и смерть.

    Нет, я не говорю, что у нас все хорошо. Но – не так уж плохо.

     

    Дмитрий Ольшанский

2

Комментарии

7 комментариев
  • Олег Кизим
    Олег Кизим14 июля 2017 г.+6
    Эта статья придворного философа Ольшанского кажется мне в высшей мере спорной. Но некий смысл, хотя бы претендующий на здравый, в ней все же есть. Поэтому я и вытащил ее сюда.
    • Рафаэль  Габдуллин
      Рафаэль Габдуллин15 июля 2017 г.
      Есть люди , подобные старухе из сказки А.Пушкина ( Сказка о рыбаке и рыбке ), вечно всем недовольные . Я не говорю о жидовском воровском правительстве под управлением Повелителя времени , митьки айфончика , а говорю о положительных переменах благодаря усилиям Владимира Путина.
    • влад влад
      влад влад15 июля 2017 г.+1
      Конечно вы правы .Эта философия опирается на реальные представления людей и на существующие настроения.Знаете поговорку-правда глаза колет .Вот и мы ,когда читаем подобное ,почему-то прячем глаза ,да и вообще на многое прячем .Бо реально стыдно.За державу и народ бывших победителей .
  • Рососвет Солнечный
    Рососвет Солнечный14 июля 2017 г.+2
    Еще Высоцкий пел "все не так ребята". А уж плохо или хорошо - дело личное. Дмитрий Ольшанский в своем "что такое хорошо и что такое плохо", занимается "временной абберацией", когда оценочное суждение втискивается в хронологические рамки с заданными цифрами и характеристиками. Но на это можно возразить, что не бывает среднее хорошо и средне плохо, как и средней температуры по больнице. Хорошо и плохо - всегда лично и конкретно. При этом, когда происходит сокращение тех, кто работает и считает, сам процесс счета становится не расчетным. Изменение методик расчета приводит к перерасчетам, изменениям показателей. Сравнение тогда будет условным, не корректным. Например меньшее количество заключенных может быть причиной простой либерализацией УК, когда уголовные статьи декриминализируется, но это не значит что преступников меньше. Они просто получили условные сроки.
  • Виталий Витальевич Бурлуцкий
    Виталий Витальевич Бурлуцкий14 июля 2017 г.
    Я наткнулся на забавную статью под названием "американцам не нравятся весёлые рабы" http://akcenty.info/amerikancam-ne-nravyatsya-veselye-raby/ В которой описывается истории гонений за приукрашивание истории рабства. У нас же Ольшанский именно этим и занимается. Вот и Кизим минус отхватил чтоб не подпевал ему.
  • Валерий Мироненко
    Валерий Мироненко15 июля 2017 г.+4
    Мне кажется, Ольшанский просто подтрунил над доверчивыми читателями – а они съели все за чистую монету. «Мы уже не знаем, что такое труд» – можно сказать только в насмешку над системой и никак иначе.
  • Арбен Ашику
    Арбен Ашику20 июля 2017 г.
    зачетная заказуха)))