Этот 28-летний украинец жил в Киеве до Майдана. Весной 2014 года, после государственного переворота, ему пришла повестка в ВСУ, после чего он, не задумываясь, покинул страну. Свое имя герой попросил оставить в тайне, так как там до сих пор живут его родители, и он боится, что у них могут возникнуть проблемы на родине. В качестве пруфа, что иностранец реальный, имеется запись моего с ним интервью.
— Сколько Вам лет?
— Мне 28
— Расскажите о жизни на Украине
Я занимался балетом классическим, но я не закончил: у меня не хватило денег доучиться. И как только пошел призыв, в один день я уехал. Пришла повестка. И вот на следующий день, я вообще не тянул, я был в Беларуси. В один день всё вбросил, уехал. Там занимался, учился, преподавал.
До этого жил в Киеве. Сам я с маленького городка, но жил в Киеве.
— Откуда?
— С Полтавской области. Учился в Киеве, жил лет 10 последних в Киеве. И всё как-то так съехало и поехал к родителям. Думаю, надо пожить у родителей летом. И пришла повестка, всем начала приходить. Вот этот же Майдан был. И я в один день – на следующий день сразу же в Минске был. В Гомель сначала уехал. Потом в Минск.
И так я не был где-то полтора года дома. Жил в Минске месяц у друзей. Так всё по-новому, вообще жизнь поменялась. Я мечтал уехать в Петербург. И после Минска приехал сюда. Жил в хостелах, работал сначала вообще администратором. Кем угодно. Потом в магазине танцевальном, потом уже в театр я попал, занимался. И начал тоже преподавать.
[quote align=»left»]
Россия должна.., по жизни должна!
[/quote]
— Это уже в Петербурге?
— Да, это уже в Петербурге
— Что представляла из себя Украина до Майдана?
— Я жил в Киеве. И я был доволен, мы вообще нормально жили до Майдана. Всё было хорошо. Я преподавал, у меня была какая-то работа.
— Кем преподавали?
— Преподавал классику, классический балет. В любительской студии. Можно сказать, свое дело.
— Вы концерты делали?
— Сильно ничего такого. Без амбиций абсолютно. Просто какие-то деньги там, в Киеве.
А сам учился еще, продолжал учиться. Там академия такая, она называлась «Кыяночка». В общем, я был доволен, я жил отлично.
— Вы разговаривали на русском или на украинском?
— На русском. Ну, то есть у меня как русский, так и украинский – он мне родной одинаково. Просто у меня акцент. Бабушка летом умерла, она вообще в Ленинграде училась. У меня дома литература, целая библиотека. Все это всё перечитали.
— Русская литература?
— Да, русская литература. Всё мы читали, русский язык все знали.
— А как относились в Правительстве, в администрации к русскому языку? Было ли какое-то давление?
Честно, Киев весь говорит по-русски, весь восток, там где Донбасс, все остальное – все говорят по-русски. Есть где-то в селах, деревнях, ну, иногда есть диалекты, куча разных. В Украине вообще очень разный язык.
В Киеве куча приезжих тоже, но общая масса говорит по-русски. Но все знают украинский.
Потому что я закончил школу на украинском языке, я учил русский один год в школе. То есть поколение до меня – больше. Поколение до меня: мой двоюродный брат закончил русскую школу, он на два года старше. Но все умеют читать, и я умею писать без всяких супер ошибок. То есть владею в совершенстве, но с акцентом.
[quote align=»right»]
В.Авагян: Крым в России выгоден украинцам
[/quote]
— Расскажите о событиях до Майдана?
— Я такой человек аполитичный вообще. Но… Мне нравилось, мы жили абсолютно нормально, все всегда возмущались. Но все всегда возмущаются. На правительство, всё остальное. Была работа, я подрабатывал. В разных местах: начиная от каких-то творческих, заканчивая рабочим в обыкновенном магазине, складе. Знаете, как студенты. Было абсолютно нормально. Но когда начался этот Майдан…
— Где Вы были в этот день?
— В Киеве.
— Расскажите, что было?
Я помню, когда начался Майдан. Как очередная забастовка какая-то. И такое уже было в 2004 году, и там разбоя никакого не было.
Как-то никто не придавал этому значения. Потом стало всё серьезней, серьезней, и получилось так, что как люди… У меня много знакомых киевлян и вправду туда выходили. Но они получились заложниками не той идеи. Потому что люди думали совсем не то, что оказалось и поддерживали совсем не то, что они думали. Это всё как от незнания какого-то.
«Почему вы стояли?». Люди думают: «Нас пригласили в Евросоюз, а Янукович отказался». И люди были недовольны.
Нас же никто в Евросоюз не приглашал. Приглашали в евроассоциацию. То есть евроассоциация, как «Украина – рынок сбыта» – и всё. И проблемы одни. То есть люди даже не знали. То есть люди думали, что нас пригласили в Евросоюз, и мы станем Швецией. Понимаете? Это ужас какой-то.
Или, например, у меня знакомая очень серьезный юрист. Она хорошо зарабатывает, из семьи богатой. Она постоянно путешествует. Она говорит: «Я лучше хочу маленькую Европу, чем быть с Россией». Только ей-то все равно, сколько денег тратить. А обыкновенному человеку? То, что закроются заводы, придут евростандарты. То есть люди не думают, и каждый идет туда со своей целью.
А когда, конечно, все закрутилось очень сильно, то эти люди поняли, что их использовали. Ну, так всегда. Это только поначалу там были киевляне, а потом там был сброд.
Лично то, что я видел, это было не в самом начале, может в середине, через пару месяцев. Зимой я помню туда ходил. Там был сброд и пьянь. Грубо говоря, если жестко сказать, беззубая, которую не знаю, где понабирали.
Молодые парни с битами стояли.
[quote align=»left»]
Украинский народ смелеет и звереет
[/quote]
— Националисты?
— Да. Деньги платили. Ехали люди семьями туда. Знаю, есть у меня музыканты знакомые, группа: отец, сын – хорошие люди. Они за идею какую-то. Но я верю, что эти люди за идею, верю, что они за патриотизм, но они себе не отдают отчет, что на самом деле происходит просто. Люди думают, что они что-то контролируют, но это всё иллюзия большая.
Поэтому я не думаю, что люди там сильно злые. Они просто за идею, но за какую-то свою. А то, в чем они участвуют, они даже не понимают. По этому потом очень много людей просыпалось и всё. Конечно, если бы сразу разогнали, то ничего бы и не было.
— До Майдана националистические движения широко были распространены? О них было слышно либо их не было?
— Ничего такого не было. Ничего в воздухе не летало. Было абсолютно спокойно, а потом в один момент – бах! И появилась куча этих националистов. Каких-то а ля патриотов.
— После Майдана?
— Да, когда началось это всё. После Майдана. Потом, если честно, стала такая атмосфера, что люди перестали говорить. Стало опасно что-то сказать. Я даже родителям говорил: «Мама, папа, не говорите со своими друзьями на какие-то темы». Потому что черт знает что происходит. То есть прямо вот такие вещи.
Стало страшно, и появилась куча людей каких-то. Может, это жестко, но это мое наблюдение, моих родителей, как будто весь этот сброд каких-то некультурных, необразованных людей, злых вот этих, националистов… Я вообще считаю, что национализм – это как фашизм, ненормально. И они вылезли все. Им как будто дали почву, стало всё разрешено, и они… этот сброд, какая-то молодежь. Все эти люди, которые хотели просто подраться, разбить, проломить кому-то голову. Вот такого куча появилось.
Пили на этом Майдане. Стало страшнее жить. Но со временем все чуть-чуть привыкли. Но… Начали эти памятники валить.
Я видел записи, я работал в центре, в театрах, я видел эти улицы. Я вообще не понимаю, как можно разбить старое здание?! Абсурд до такого доходил, например, некоторые, которые там 50 лет, они всю жизнь прожили – русскоговорящие. И вот они: «Правильно, пусть ломают всё! Пусть рушат эти дома, снимают эту каменку». То есть что это вообще за мировоззрение? Вообще ужас какой-то. В один момент мне и моим родителям показалось, что народ просто отупел. То есть уровень культуры какого-то минимального интеллекта, как будто морковку перед носом потрусили, и люди побежали.
Люди элементарно не понимают, что это всё игра денег, политиков. Они кричат: «С чего вдруг мы станем лучше жить? Кто нам это даст?».
Я не знаю, это, наверно, как-то делается, провокации какие-то создаются. Народ специально так ведут. Какие-то политические приемы. Это ужасно.
Мне после того, как я приехал в Петербург, как я побыл в Минске, стало ясно, что тут общая культура людей выше. У нас проблема людей даже в том, что тут изъясняются грамотнее. Тут люди, какой бы ты ни был по уровню образованности, может, из какой-то глубинки человек. Вот тут люди умеют строить предложения. Понимаете. Все умеют разговаривать. Это сразу замечается.
У нас прямо убивают за это.
[quote align=»right»]
Чего им не хватало, или об имперских амбициях «небратьев»
[/quote]
— Что изменилось после Майдана? Как проявлялось давление? Свидетелем чего Вы оказались? И, как итог, почему Вы уехали?
— Когда начался Майдан, я, как человек аполитичный, особого значения этому не придал.
Потом остановилось метро в один день. Это странно было, потому что метро никогда не останавливается. У меня брат, он работал управляющим завода, занимался поставками, он мне сразу позвонил, и говорит, что в Киев не пускают машины. Ничего не пускают туда. Давай уезжай оттуда. И я уехал в тот день.
— Это через сколько было после Майдана?
— Это в самом начале было. Я уехал с Киева сначала, на пару дней, к брату, потому что непонятно, что было.
— Куда уехали?
— В Полтавскую область. Было страшно. Казалось, что всё, начнется война. Но всё прошло, опять всё начало жить, я опять вернулся в Киев, продолжал жить. На Майдане я не появлялся, но фактов было миллион. Я сам не заставал все избиения. Но то, что взрывались машины… У меня девушка была в Киеве, у них возле дома, прямо на Палате Украины, это самый центр, взорвалась машина во дворе. Трощили здания.
Было мародерство даже, забегали, обворовывали машины… Каждый день всё трощили, ломали.
Потом у Мариинского парка в Киеве было побоище. Растрощили здания, помещения. На спуске Институтской улицы, есть там такой спуск, в Каменке, растрощили. Потом вообще кощунство, заняли Октябрьский Дворец. Там шикарные танцевальные залы, целый концертный дворец. Там ансамбль такой был – «Горлица», танцевал он. Заняли эти залы!
Потом заняли Консерваторию, чуть инструменты не пострадали. Это вообще ужас какой-то.
И вот оно все так шло, шло, событий было миллион. Но ты же привыкаешь… Родители переживали, чтобы я там не ходил, потому что я в центре. И вот я чувствовал, что что-то не так. И я съехал с квартиры, отправил все вещи родителям. И уехал.
— Через сколько после Майдана это было?
— Весной. В мае месяце, или июне, я уехал к родителям. До того, как я уехал, валили памятники, включалась какая-то дурацкая цензура постоянно.
— Через громкоговорители?
— Нет. У меня у отца ансамбль, и так получалось, что ему запрещали танцевать какие-то танцы детские. Пляска, например, какая-то военная. «А вы можете станцевать, только снять советскую тематику?». Звездочки с пилоток снять. Вплоть до того, что были всякие слухи, что запретят кино российское, литературу.
Я понимаю, как это делается. Например, появлялись такие идеи дурные, что чувствуется провокация. Я не знаю, почему люди не замечают, но когда говорят, что во Вторую Мировую Россия напала на Украину. То есть ха-ха-ха – все посмеялись. А я говорю, что сейчас нам «ха-ха-ха», а детям через 15 лет это будет казаться правдой.
— Знаете ли Вы про учебники истории, которые переписывают?
— Я знаю про «оранжевую» революцию пишут не совсем то, что было. Потом пишут про Бандеру, что он спаситель. То есть в один момент Бандера стал героем каким-то непонятным. Я не силен так в истории, но у меня мама сильна в истории: она знает очень много всего, очень начитанный человек. Бабушка вообще Онегина на память знала. Они знают про Бандеру. С их слов я могу судить, что он не был никаким героем. Был фашистом.
Плюс, например, я слышал про Тараса Шевченко, из-за того, что он в России жил, он стал вдруг плохим… Атмосфера была очень негативная.
— Как люди относились к давлению на все русское?
— У нас всегда были люди, которые всегда говорили «москали, москали» — это всегда было, особенно Западная Украина, они больше не любят. На востоке там вообще всем все равно.
В моем окружении все нормальные люди, никто не был против (русского), потому что куча родственников, все ездили всегда в Россию. Так получилось, что, когда началась провокация, много молодежи это поддерживали. Мне кажется, это как стадный инстинкт какой-то.
А насчет литературы и фильмов: я никогда не слышал, чтобы кто-то был против. Потому что все русскоговорящие.
Потом начался Крым. И люди вообще: «Крым заберут». Я даже знаю, были добровольцы, которые ехали туда на войну, мол, защищать… Непонятно кого.
[quote align=»left»]
Украинцы: жизнь после жизни
[/quote]
У меня сейчас друг находится в Луганской области, в силах военных, ВСУ. Я ему отправлял посылку.. Его призвали в армию. Воюет на стороне Украины. Но они ничего не делают, часть стоит, ну, и слава богу. Не знаю, участвовал ли он в боевых действиях, месяц-два спокойно говорит.
Есть у меня знакомые, которые участвовали. И это очень печально. Которые врачи, например. Один невропатолог серьезный, закончил академию военную. Он был не в палатке где-то, не в госпитале, а был просто на передовой. Вместе с ним сидел хирург, терапевт, он, еще кто-то – то есть как обыкновенная пехота.
Личный мой знакомый, который получил ранение и потом перенес много операций на мизинце.
Спрашивается, почему эти люди, квалифицированные врачи, что они делали на обыкновенной передовой?! Он один остался, кажется, живой.
У меня с завода брата забирали людей, молодых парней. И они прямо заводами отправляли туда одежду, потому что они просто в тапочках шли туда. Серьезно, просто в тапочках, летом. Как стоял, так и пошел. То есть амуниция не выдавалась. Может, кому-то и выдавалась, но это куча случаев, когда ты должен пойти на войну, мне лично родители рассказывали, их знакомые, говорят, собирая своего сына, покупают ему бронежилет, пару ботинок, еду, чтобы он просто там от холода не умер.
[youtube height=»360″ width=»600″]http://www.youtube.com/watch?v=vstJERkU7GQ[/youtube]
Автор:
