Быть жертвой режима модно только до тех пор, пока не приходится пострадать по-настоящему
Вы, возможно, пропустили, но сейчас идёт очередная волна полемики о вере и атеизме.
Точнее, конечно, не об этом. И даже не о верующих и атеистах. А о том, кто должен иметь в современной (и особенно завтрашней) России исключительное правовое положение – активисты анти-атеистического «движа» или анти-религиозного. Сражаются, по сути, держатели контрольных пакетов двух концептов, в которые входят:
а) право собственности на всех исторически пострадавших по религиозному/атеистическому признаку,
б) вытекающая из него собственная правовая неприкосновенность
в) и вытекающее из неё право определять, кто принадлежит к противоположному, виноватому лагерю, кто из этого лагеря слишком поднял голову и должен быть преследуем.
По сути борьба идёт за статус Авторитетной Жертвы – бесценный во многих отношениях. В настоящий момент таким статусом (причём наследственным) у нас в стране обладает лишь одна социальная прослойка – «люди искусства». То есть представители профессий, составлявших медиа-класс в прошлом веке и пострадавших от государства. Государство их, как мы знаем из их же воспоминаний, нещадно преследовало – не печатало и не давало сниматься, снимало с эфира, не выпускало в зарубежные турне. А когда-то давно, лет восемьдесят назад, кое-кого даже расстреляло.
За эту историческую пострадатость предшественников – нынешние представители тех же профессий имеют определённые привилегии. Например сообщать публике о мерзости государства, о душности наступившей диктатуры, об исторической неполноценности самого народа – и при этом получать казённые деньги в несколько более вольном режиме, нежели другие.
Но по сравнению с XX веком гуманитарная структура общества усложнилась. К медиа-классу, привычному для государства и потому имеющему привилегии, добавились представители новых занятий: видеоблогеры, сетевые публицисты, интернет-активисты и проч. Все они тоже хотят иметь статус авторитетных жертв
Но поскольку «потомственным пострадавшим блогером» объявить себя довольно сложно – представители этого нового медиа-класса выбирают себе идейную, мировоззренческую преемственность от какой-нибудь группы жертв.
Например можно причислить себя к Джордано Бруно, саудовскому казнённому студенту-атеисту, уральскому осуждённому условно покемонщику и прочим пострадавшим от религиозного мракобесия.
Можно, напротив, прибавить себя к жертвам «безбожных пятилеток» столетней давности и жертвам относительно недавнего расстрела в сахалинском храме.
Можно назначить себя олицетворённой болью советских людей, брошенных в хаос 90-х. Можно назначить себя олицетворённой болью Империи, уничтоженной Советами.
Можно пытаться приватизировать боль «репрессированных народов» – и, напротив, аккумулировать в своем образе боль народа русского, притесняемого россиянской многонационалией.
Можно даже свести к себе всё современное общество, с которым власть не делится природной рентой, посылает умирать в Сирию, рассорило с Западом и так далее. (Анекдотическим примером тут может служить попытка известного протест-блогера примазаться к «угнетаемой нации пятиэтажек». Попытка тем более комичная, что она была разоблачена в течение суток собственными же конкурентами по «пятиэтажному дискурсу»).
Как легко заметить, все эти концепты строятся по одной схеме. Для начала само понимание мира инфантилизируется – то есть отбрасываются скучные оттенки, нюансы, взаимность претензий, переплетённость реальных отношений и так далее
Повышается, говоря языком фоторедакторов, контрастность – и самоидентификация доходит до простого «я – жертва». Далее, поскольку схема без этого не работает – изыскивается и «палач». Это, разумеется, тоже общность коллективная, на которую навешивается коллективная же ответственность.
При этом, разумеется, тоже не обходится без шулерства – приходится навешивать на ближних православных казни далёкого ваххабитского королевства. Или напротив – навешивать на атеистов сахалинское преступление, совершённое вообще-то неоязычником. Но, поскольку сами «жертвенные» концепты в принципе являются спекулянтскими, дробящими реальность на куски, то такое шулерство выглядит в глазах держателей дискурсов вполне невинным.
И, наконец, начинается то, ради чего, собственно, всё затевалось – выставление счетов и требование защиты. То есть собственной «жертвенной» неприкосновенности и права контролировать проявления «палачества».
Вы спросите, где же тут финансирование? Оно в таких случаях появляется естественным образом – в виде грантов на деятельность, признанную необходимой.
…А теперь – самое главное.
Сейчас все эти «жертвенно-палаческие» концепты более или менее маргинальны. По логичной причине: позиция воинствующего пострадавшего – всегда позиция меньшинства, требующего чего-то от большинства. В нынешней ситуации, когда «под боем» находится вся страна целиком – такая позиция практически всегда обречена быть позицией неудачника
Собственно именно этим, а вовсе не «хитрой работой спецслужб», объясняется тот факт, что главные держатели страдательных дискурсов всех мастей как правило – люди крайне специфические.
Единственный сценарий, при котором эти концепты могут сработать – тот, где безусловный авторитет потеряет само государство. Причём произойти это может как в результате самоотчуждения власти от идеологического поля – так и, напротив, в случае если какая-нибудь из меньшинственных концепций станет слишком перевешивать в государственной идеологии. Неслучайно 90-е, когда государственные структуры официально «мочили красных», стали временем резкого подъёма всех групп, претендовавших на статус самых пострадавших от советской власти.
Этот подъём вылился не только в «парад суверенитетов», но и в привилегированную непотопляемость целой группы медиа-персонажей, выбивших себе квоты на публичную ненависть и до сих пор ещё не окончательно задвинутых на задний план.
К счастью для всех – до логического завершения «антисоветского похода» российское государство не дошло. Оно сумело не только затормозить, но и отмотать кое-где назад, восстановив частично ценность советского периода истории и так и не придав окончательный статус священных жертв многочисленным претендующим
Однако опыт кое-каких соседних гособразований показывает, что меньшинственные боевые концепты никогда не рассасываются сами. И если государство будет демонстрировать даже не то чтобы «отчуждение от идеологии», но и просто бездарность в её реализации – они легко перехватят инициативу и наполнят собой смысловое поле.
А что бывает, когда официозом в государстве становится какой бы то ни было антигосударственный миф (а меньшинственные страдательные мифы – все антигосударственные) – мы тоже можем наблюдать прямо сейчас в целом ряде стран. Как дальних, так и совсем близких.
Комментарии