Ирано-российские отношения: от осторожного соседства к вынужденному альянсу

Ставшее в последнее время расхожим представление о тесной дружбе между Ираном и Россией в исторической перспективе является относительно новым концептом. Еще в недавнем прошлом отношения между двумя государствами были не просто далеки от дружеских, а зачастую приближались к крайне опасной черте открытой враждебности, как, например, во время кризиса в Южном Азербайджане в 1946-1947 гг. В период правления шаха Мохаммеда Резы Пехлеви Иран находился в орбите влияния США, что в условиях биполярного противостояния автоматически делало его потенциальным противником СССР. Антишахская революция 1979 г. хотя и прошла под антиамериканскими настроениями, в целом была контрсистемным явлением, потому антисоветская риторика была не менее важной ее составляющей. Опыт ирано-советских отношений в первые годы Исламской Республики также был преимущественно негативным. Советский Союз («малый шайтан») неоднократно подвергался критике нового иранского руководства как за его действия в Афганистане, так и за его позицию во время ирано-иракской войны.

Потепление в ирано-советских отношениях началось только после смерти лидера исламской революции имама Хомейни в 1989 г. Предложенная им модель государственного развития, подразумевавшая следование собственному особому религиозному пути как во внутренней, так и внешней политике, была излишне догматичной и слабо вписывалась в реалии международной повестки дня. В одиночку Иран был не только не в состоянии хотя бы каким-то образом повлиять на систему международных отношений, но и провести хотя бы собственную экономическую модернизацию. Поэтому одним из важнейших направлений деятельности обновленного руководства страны в лице рахбара Али Хаменеи и президента Хашеми Рафсанджани стало обновление внешнеполитического курса, которое подразумевало усиление дипломатической активности и реабилитацию международного имиджа ИРИ.

Несмотря на произошедшие в Иране перемены, США и европейские страны продолжали относится к нему с большой долей недоверия. Если европейцы, в особенности Германия, Франция и Италия, были готовы к возобновлению диалога, то Вашингтон не желал усиления позиций ИРИ как в глобальном, так и региональном измерении, и сдерживал своих европейских партнеров. Тогда Иран был вынужден рассмотреть другие направления внешней политики, одним из важнейших среди которых было северное, где находился его могучий сосед СССР[^1].

Хотя состоявшийся в июне 1989 г. визит делегации ИРИ во главе с Х. Рафсанджани прошел под эгидой системного обновления советско-иранских отношений и завершился довольно успешно, сближение Ирана с СССР, а в последствие с Российской Федерацией, происходило медленно и непоследовательно. Во многом это было обусловлено сложностью ситуации, образовавшейся после распада СССР. Новое российское руководство занималось поиском оптимального курса развития страны, потому его внешнеполитический курс, в том числе по отношению к ИРИ, колебался. Так, весьма выгодное обеим сторонам сотрудничество в сфере торговли вооружениями и ядерных технологий омрачалось противоречиями в каспийском вопросе и последствиями некоторых аспектов российско-американского диалога, таких, как, например, деятельность комиссии "Гора-Черномырдина"[^2].

Важнейшие перемены для ирано-российского диалога пришлись на середину 2000-х гг., когда в российской внешней политике окончательно возобладал вектор на многополярное развитие мира. С этого момента основные цели Москвы и Тегерана на международной арене, а именно преодоление однополярного, вестернизированного миропорядка и замена его на новую плюралистическую модель, в которой Россия и Иран, как великие цивилизации, играли бы более заметную роль, совпали. Поэтому несмотря на сохранение некоторой непоследовательности в отношениях в основном из-за переменчивой позиции России по иранской ядерной программе и спора, возникшего вокруг поставок российских зенитно-ракетных комплексов С-300, им был предан мощный позитивный импульс[^3].

По-настоящему интенсивное сближение между Москвой и Тегераном началось после активного включения России в проблематику ближневосточного региона в 2013 г., когда она, во-первых, сыграла ключевую роль в решении иранской ядерной проблемы, и во-вторых, предложила план по урегулированию сирийского конфликта.

Возвращение России в большую игру на Ближнем Востоке стало большим сюрпризом для мирового сообщества и в первую очередь для самого Ирана. Одна из основных задач иранской внешней политики заключается в том, чтобы стать региональным гегемоном. Уже не первое десятилетие Иран активно соперничает с другими претендентами на эту роль, в частности, с Саудовской Аравией и Израилем. Появление же нового мощного конкурента в лице России, которая вдобавок ко всему поддерживает теплые отношения с основным идеологическим противником Ирана Израилем, не могло не озадачить иранское руководство.

Однако выбор Россией момента и степени вовлеченности в конфликт оказался крайне удачным, а потому подключение Москвы к урегулированию сирийского гражданского конфликта не отдалило, а сблизило ее с Тегераном. Прежде всего Россия открыто выступила на стороне президента Башара Асада. Построенный им режим выгоден Ирану не только потому что он является его экономическим и политическим партнером или потому что через Сирию Тегеран поддерживает отношения с Хизбаллой в Ливане, но еще и потому, что ему важно сохранить сирийскую модель государственного устройства, в которой немногочисленная шиитская прослойка доминирует над суннитским большинством. Выживание режима Асада станет важной идеологической победой шиитского Ирана, стремящегося распространить свое влияние на преимущественно суннитском Ближнем Востоке[^4].

Начало российской военной операции в Сирии активизировало военно-политические контакты Москвы и Тегерана. В сентябре 2015 г. Россия, Иран, а также Сирия и Ирак сформировали коалицию с целью сотрудничества и координации усилий для борьбы с террористическими группировками, в первую очередь ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация), в зоне сирийского конфликта. За довольно короткий срок коалиция добилась немалых успехов и сдвинула с мертвой точки ту патовую ситуацию, которая существовала на момент начала ее деятельности, когда ни одна из противостоящих друг другу сторон не могла в полной мере переломить ход боевых действий в свою пользу. Режим Б. Асада был укреплен, расширена территория, контролируемая сирийским правительством, в частности был восстановлен контроль над Пальмирой. В январе 2017 г. при посредничестве России, Ирана и Турции в Астане начались мирные переговоры между сирийским правительством и представителями оппозиции[^5].

Параллельно с военными успехами коалиции на сирийском театре военных действий усиливались экономические связи России и Ирана. Москва и Тегеран заключили целый ряд соглашений о сотрудничестве в сфере железнодорожного строительства, энергетики, сельского хозяйства, химической промышленности. К маю 2016 г. торговый оборот между странами вырос на 71 % и достиг уровня 855 млн. долларов. Было объявлено о заключении между Москвой и Тегераном военных контрактов суммой на 8 млрд. долларов. Наконец, после долгих переговоров и урегулирования всех юридических коллизий началась поставка российских комплексов С-300 в Иран[^6].

При этом стоит отметить, что при всех позитивных следствиях российского участия в сирийском конфликте, и позитивных сдвигах в двустороннем диалоге, отношение Ирана к России более чем осторожное. Дело в том, что по мере развития Россией успехов в Сирии, серьезно укрепляется зависимость Тегерана от Москвы. В случае ее выхода по тем или иным причинам из конфликта, Иран останется один на один с многократно превышающими его возможности силами Турции, Саудовской Аравии, Катара, США и Израиля, поддерживающими антиасадовские силы. Это будет означать не просто провал сирийского направления внешней политики, но и в целом серьезно пошатнет позиции Тегерана на Ближнем Востоке. Кроме того, Россия неоднократно делала сигналы американскому правительству о готовности вести переговоры по сирийскому вопросу с целью ослабления санкционного давления, вероятность которых после победы на выборах в США Д. Трампа высока. Перспективы же американо-иранских отношений при новой администрации в Белом доме более чем туманны, хотя реформаторская часть иранской элиты открыто поддерживает идею восстановления отношений с США и в особенности с Европой[^7].

России стоит хорошенько обдумать, как ей распорядится своими достижениями в сирийском конфликте и стоит ли использовать нынешнее положение для сделки с США. Пожалуй, впервые, с середины XX в. Россия нашла столь близкого по целям и задачам внешней политики партнера, как Иран. Даже если во многом сложившийся между Россией и Ираном альянс является вынужденным, с каждым днем обеим сторонам открываются все новые перспективы сотрудничества. Москву и Тегеран объединяет не только общность интересов на Ближнем Востоке, но и на Кавказе, в Каспийском регионе, в Центральной Азии и, наконец, в рамках евразийской интеграции. В условиях неопределенности отношений с США и странами Европы восточное направление политики может стать не декларативным, а фактической альтернативой как для Тегерана, так и для Москвы. Главное, что им предстоит сделать, это найти точки соприкосновения и пути перехода от вынужденного тактического альянса к долгосрочному стратегическому союзу. И именно сближение позиций наших стран в региональном измерении, где имеется существенный, долгосрочный взаимный интерес, может стать основой для данного перехода.

Иван Сидоров, кандидат исторических наук