Д.Пещикова― Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». Я, Дарья Пещикова, а со своим особым мнением в этой студии Максим Шевченко. Здравствуйте, Максим Леонардович!

М.Шевченко― Здравствуйте!

Д.Пещикова― Во-первых, с прошедшими праздниками вас поздравляю!

М.Шевченко― Спасибо.

Д.Пещикова― Во-вторых, не знаю, вас, вообще, поздравлять с 23 февраля или нет — потому что такие дискуссии – именно как с Днем защитника Отечества? Вы воспринимаете это как праздник? Некоторые даже обижаются.

М.Шевченко― Я полагаю, что, во-первых, Отечество и государство – это не синонимы. И часто государство хочет присвоить себе функции Отечества, но это абсолютно несовпадающие форматы. Да блаженна та страна, тот народ, в котором государство и Отечество не то что совпадают, они совпасть не могут, но хотя бы не конфликтуют друг с другом. Для меня 23 февраля – это день скорби для моих друзей и близких. Это день высылки чеченского и ингушского народов, когда защитники тогдашнего отечества, одни — с околышами НКВД, собрали женщин и детей (мужчин там было мало) в вагоны и вывезли их, так сказать, в новое отечество, которое пальцем с трубкой указали в Кремле: «Здэс тэперь будет вашэ новое отэечество – в Казахстане, таварищи чеченцы».

Д.Пещикова― И ингуши.

М.Шевченко― И ингуши. В то время, как другие мужчины, которые на фронте защищали советское Отечество, потом, как я написал в своем посте, позвякивая медалями и орденами, полученными за храбрость – это были десятки тысяч, между прочим, чеченцев и ингушей, которые сражались, умирали под Москвой, под Ленинградом, в других местах – они потом к своим семьям ехали в Казахстан, а не в то отечество, где стоят башни, ни в Джейрах, ни в Нажаюртовский район, ни в Урус-Мартановский, ни в Итум-Кале. А там по воле начальства поселились совсем другие люди, которые тоже туда ехали не по своей воле. Туда переселяли аварцев, дидойцев.

Д.Пещикова― И опять же не все доехали.

М.Шевченко― Нет, туда переселяли, в чеченские дома насильно. Лахцев переселяли. И до сих пор это нерешенный вопрос Новолакского района, который чеченцы называют Ауховским районом. Переселяли аварцев в чеченские дома. Грузин переселяли в ингушские дома тоже. Насильно достаточно, потому что на Кавказе без малейшего желания кавказец вселяется в чужой дом. На Кавказе знают, что это грех, который падет на твою семью. И были случаи – ингуши рассказывали – многие – и осетины и грузины – со слезами их встречали: «Наконец-то вы вернулись» — передавали им ключи, говорили: «Ради бога возьмите, это ваши дома. Мы вас просим. Вот все, что вы о ставили – мы ничего не тронули. Мы знали, что вы вернетесь». Это грех было – брать.

Поэтому 23 февраля – это для меня день очень такой… Безусловно, я поздравляю военных. Это День Советской Армии и Военно-Морского Флота. И все люди, которые имеют отношение к Вооруженным Силам, с честью и достоинством следуют присяге, исполняют присягу – это, конечно, их день. Для меня это профессиональный день военнослужащих, которые служат в рядах армии на суше, в воздухе, на море, с космосе, под землей, в тылу врага – везде, где они служат.

А «защитник Отечества» — придумали какую-то такую абстракцию – это попытка, еще раз говорю, навязать тому, дым чего нам сладок и приятен и где наши отеческие гробы, где вот у вас дед, прадед, отец в земле лежит – это наше Отечество, даже из самого названия это следует – навязать этому образ государства. Что вот начальник в мундире или во френче, или в костюме, которые выходит, он и символизирует Отечество, и чуть ли не его мы защищаем, чуть ли не он для нас является символом всего остального. Как сказал Володин «Путин — это Россия». Ну, странно, правда? Такие странные мысли, странные слова и странные идеи, странные фантазии. Потому что Путин – это Путин, президент, который правит согласно Конституции, а Россия – это Росси, для которой все эти государственные форматы сегодня одни, завтра другие, послезавтра третьи. Сегодня одни президенты, завтра другие президенты. Через 50 лет никто и не вспомнит, или уделят этим президентам… Отечество оно…

Д.Пещикова― Одно.

М.Шевченко― …Все равно будет. Поэтому Я соболезную вместе с теми народами, которые потеряли в сталинское время свою родину на время, на 11 лет… Они в 59-м году стали возвращаться, то есть 15 лет почти их не было на родине, 15 лет они были лишены Отечества.

Д.Пещикова― Так и не все же вернулись и не все до Казахстана доехали, правильно?

М.Шевченко― Это да, хотя там, конечно, надо бы исследовать. Тут я не сторонник мифологии. Потому что, на самом деле, каждый эшелон… там известна опись, протокол каждого эшелона. Загружали тысячу, допустим, человек…

Д.Пещикова― Ну, слушайте, если я не ошибаюсь, 1,5 тысячи человек, по-моему, погибло.

М.Шевченко― В общем, это сейчас не повод обсуждать это. Высылка народа – это преступление. Даже если НКВД пыталось соблюдать какие-то правила, понимаете, и даже в каждом эшелоне был врач, это все равно не повод это оправдывать и искать оправдание, как некоторые говорят: «Они были на стороне немцев». Да не были они на стороне немцев. Там младенцы, что ли, с женщинами были на стороне немцев? Вон по запискам НКВД 250 человек в горах сидело, когда немцы подошли туда в 42-м году. Они называли «фашистские банды» — 250 человек. Там Албагачиев возглавлял НКВД по Чечено-Ингушетии. Вот по запискам ему ставят в упрек: «Вы не можете справиться с 250 бандитами…».

Да, были те, кто, естественно, был за немцев, кто ненавидел советскую власть, те, кто ненавидел Сталина и сталинизм, те, кто брался за оружие и принимали помощь от немцев. И можно писать романы, как это делал Владимов – «Генерал и его армия», пытаясь понять…, как Солженицын это делал, безусловно. Но во время войны жесткие меры по отношению к повстанцам в тылу – это объяснимые, понятные меры. Но выселение женщин, детей, стариков, когда фронт уже ушел далеко на запад…

Д.Пещикова― Ну, просто всех подряд.

М.Шевченко― …Когда Советская Армия дошла о границ уже Советского Союза, когда это был глубочайший тыл… Как и с крымскими татарами поступили и с калмыками, с карачаевцами, с балкарцами, с турками-месхетинцами, которые вообще ни в чем не участвовали, с греками понтийскими, которых тоже выселяли оттуда, с Причерноморского побережья. Этому нет ни объяснения, ни оправдания. Это преступление, которое не знает срока давности.

Д.Пещикова― Но какие-то объяснения все-таки должны быть. Просто ненависть какая-то к этим народам?

М.Шевченко― Я не знаю. Я не могу понять. Причем он так это сделал… Сам он грузин, значит, кахетинец, ну, имеретинец, скорее, все-таки, внебрачный сын князя Эгнаташвили, как говорили про него. Поручил он это… мингрел Берия, тоже грузин курировал это по линии ЦК…

Д.Пещикова― Берия, да. Приказ отдавал.

М.Шевченко― Нет, приказ отдавал не Берия. Берия курировал по линии ЦК. Руководил высылкой тоже грузин Гвишиани, сван. Возможно, это какие-то внутрикавказские давние просто сводились счеты. Для меня необъяснимо, почему этих вычистили… почему, допустим, карачаевцев выселяли, а, допустим, адыгов нет? Да не были адыги такими прокоммунистическими, как и карачаевцы не были такими пронемецкими.

В целом многие народы – народы Кавказа встречали немцев… они так устали от 30-х годов, от коллективизации, от раскулачивания, от борьбы с троцкизмом… И в адыгских аулах были рвы с расстрелянными в 30-е годы, и в карачаевских и в русских станицах. Вообще, на Дону, на Кубани немцев встречали как освободителей. В 42-м году в Сталинграде было целое казачье подразделение, которое в плен, конечно, никто не собрался брать, в окружение имеется в виду, на стороне немцев. И в общем, с Дона – Солженицын пишет сам в «Архипелаге ГУЛАГе» — 70 тысяч ушли с Дона вместе с немцами, когда немцы на запад пошли. Почему именно чеченцев с ингушами надо было так собрать… Хотя немцы даже не дошли. Немцы дошли до Малгобека, то есть они не оккупировали ни Ингушетию, ни Чечню, и какого-то коллаборационизма массового просто эти народы даже не могли суметь показать.

Д.Пещикова― Тем не менее, придумали такую формальную причину.

М.Шевченко― Я думаю, что для историков это повод разобраться. Потому что паранойя Сталина – это не объяснение. Сталин не был параноиком. Коммунизм не объяснение. Здесь какая-то другая тайна, которую надо понять.

Д.Пещикова― Максим Леонардович, нам нужно сделать небольшой перерыв. Мы вернемся буквально через несколько минут. Это особое мнение журналиста Максима Шевченко.

РЕКЛАМА

Д.Пещикова― И снова программа «Особое мнение». Свое особое мнение представляет журналист Максим Шевченко. Говорим о годовщине депортации. Хотелось бы еще задать вот какой вопрос. В Назрани прошел митинг довольно крупный в память жертв депортации. Кадыров сегодня написал, что нельзя героизировать Сталина, потому что он сделал много вещей такого рода. Но на федерально уровне практически не вспоминается эта годовщина. Почему так происходит? Пару публикаций я видела в СМИ и то…

М.Шевченко― Это вообще общая неправильная политика идеологическая, которая существует на федеральном уровне, когда относятся к национальным окраинам, как к туземным придаткам. Вот эта идеология, что Россия – это страна русских и всех остальных, попытки внести в Конституцию указания об особой роли русского народа, при котором проживают, очевидно, в роли каких-то культурных приложений еще остальные 191 народ, кроме русского. Я считаю, что все это вражеские происки абсолютно, это тенденция, разрушающая Федерацию. Если федеральный уровень хочет, чтобы Федерация распалась рано или поздно в крови и ненависти, то пусть продолжают в том же духе…

Д.Пещикова― А что значит, вражеские поиски?

М.Шевченко― А иначе, как объяснить. «Это либо глупость, либо предательство», — вот так, если вспоминать слова Милюкова знаменитые, адресованные императрице и несчастной и ни в чем не повинной матери расстрелянных через два года детей.

Сейчас это совершенно четко… Мне эта тема русского народа, вообще, «Русского мира», доминирование русского в многонациональной стране, где, казалось бы, принципы закона, интернационализма, солидарности, сочувствия в беде другого народа должны доминировать над шовинизмом, они мне кажутся просто опасными и разрушительными. Они, возможно, дают какие-то сиюминутные выгоды в пропаганде – вот сейчас ты заводишь: «Мы русские! Русские!» — как Жириновский пишет: «Мы русские… За русских!» — вот сиюминутно это, наверное, может электорально… Хотя я сомневаюсь в этом, потому что, во-первых, никто же не считает реально никакие там, понятно, бюллетени. Ну вот, допустим, где-то можно сказать: «Русское большинство». Хотя я уверен, русскому большинству не так приятно, когда о нем заботятся таким образом.

Лучше бы о нем по-другому позаботились: социальное развитие деревень, федеральная целевая программа по Нечерноземью развивалось бы дополнительно, разные новые виды технологий, как это делает в Брянской области губернатор Александр Сергеевич Богомаз или Олег Петрович Королев в Липецкой – в русских областях, или Савченко Евгений Степанович в Белгородской области. Вот это люди, который, на мой взгляд, защищают русский народ. Или Артамонов в Калужской области тоже. Они работают над процветанием… и не вопят на всех углах: «Давайте за русских! Мы за русских! Русские!» Просто в этих областях русские люди получают нормальные деньги… Это доминирующие, коренные области русского народа, где русские составляют более чем 90% населения коренного.

Д.Пещикова― Там получают достаточные зарплаты и никто оттуда не едет в Москву?

М.Шевченко― Получают нормально, потому что там рентабельно… Когда, допустим, Богомаз меня возил по Брянской области, которая считалась дико убыточной и умирающей, и подыхающей, и показывал поля, на которых с помощью новых технологий собирают по 100 центнеров пшеницы с гектара, в регионе, где 15 центнеров еще не так давно считалось выдающимся результатом – ну, честно говоря, вот это я понимаю, возрождение русского народа! Потому что фермеры внезапно стали получать дохода в 10 раз больше, чем получали до внедрения этих технологий, понимаете? Стали не бояться брать кредиты. Выяснилось, что кредиты брать выгодно в России.

Д.Пещикова― То есть все-таки про более-менее конкретную сферу сельского хозяйства, а не про всё. Потому что люди все равно уезжают работать в Москву.

М.Шевченко― А вот если вернуться к Кавказу – почему не празднуют – потому что да, есть отношение к кавказцам, как у туземцам, как к «пятницам» таким, как к врагам, к мусульманам. Есть такая дебильная идеология, очень опасная, прежде всего, для этих же народов, что опорой России на Кавказе являются осетины и армяне – христианские народы. Ну, армяне – монофизиты – у них армянская церковь, очень древняя церковь, в V веке на Халкидонском соборе она отделилась от православной церкви и является неправославной, монофизитской церковью. И осетины, традиционная религия которых, он, безусловно коррелирует с православием, но в целом это не православная религия. Достаточно почитать академика Абаева «Сказания о нартах», чтобы понять, что, может быть, где-то Уастырджи совпадает со Святым Георгием, но это очень долго и сложно надо доказывать.

Меж тем православная Грузия – грузины, учителя наши, которые учили православию Русь, которые общались с греками – это враги. Мусульмане кавказцы, с которыми столетиями Русь общалась – это враги. Вот этот подход… Я не знаю, кто пишет эти записки. Может, при Кириенко эта ситуация изменится и эту чушь перестанут писать, такую гиперпатриотически-имперско-византийскую президенту. Кто проводит эту линию? Но эта линия крайне опасная.

Поэтому, собственно говоря, горе и трагедия ингушского и чеченского народов, которую бы надо вспомнить на уровне высшей власти… если бы президент сказал, допустим, что «сегодня я поздравляю все военнослужащих, военных – офицеров, служащих, ветеранов войны — это ваш день, офицеры и те, кто посвятил свою жизнь ратному подвигу – те, кто служил в армии, служит, ушел на пенсию или суворовцы; это день всех, кто носит военную форму. Честь им хвала, если они честно и достойно службу исполняют… Но при всем при этом в этот день, я считаю, как и 18 мая – день депортации крымских татар, как и депортация карачаевцев и балкарцев и калмыков, как это была депортация немцев, как это было лишение народов их родины – я считаю, что в России должен быть день памяти репрессированных народов, к которым относится и русский народ тоже, потому что миллионы русских тоже были выселены со своих мест, переброшены в Сибирь, где они погибли, на Север и так далее… Дон и Кубань опустели…».

Д.Пещикова― В принципе, не так много нужно сделать – просто хотя бы почитать память погибших.

М.Шевченко― Нужно просто изменить взгляд на свою страну. Надо понять, что вам страна, господа начальники, не принадлежит. Страна принадлежит народу, который в ней живет. Никаким губернаторам, никаким сенаторам, никаким генералам или фельдмаршалам, сколько бы звезд они на себя не навешали или крестов – теперь они не звезды, а кресты вешают – эта страна не ваша собственность и не ваша вотчина. Особенно это полезно вспоминать в год 100-летия революции, когда народ поправил тех, кто полагал, что страна принадлежит им, и что первый человек – это «хозяин земли русской». «Хозяин земли русской» кончил со своей семьей трагически в подвале Ипатьевского дома по приговору местного Совета рабочих и солдатских депутатов.

Д.Пещикова― Это такая параллель с вашей стороны, что – какое-то предостережение?

М.Шевченко― А я считаю, что это всегда предостережение для всех правителей России, всегда. Просто власть в России обладает таким удивительным флером, она несколько глобальна, такими неисчерпаемыми ресурсами начинают владеть власть имущие, что они сами себе начинают казаться в какой-то момент богами на земле. Для меня Владимир Якунин пример этого. Кто он такой? Просто офицер КГБ был 20 лет назад. И вдруг, когда он возглавлял РЖД, я помню, это просто барин. Как будто это какой-то прирожденный аристократище!

Д.Пещикова― Давайте и других вспомним. Не только же Якунин.

М.Шевченко― Вот они строят себе дворцы, какие себе Юсуповы с Трубецкими не строили. Вот они себе парки разбивают и десятки гектаров земли им принадлежат, куда они экзотических зверей сводят…

Д.Пещикова― Вот это все пытается разоблачить Навальный. На него потом все набрасываются, а большинству абсолютно все равно.

М.Шевченко― Да, потому что Навальный прав в этих разоблачениях.

Д.Пещикова― Большинству все равно.

М.Шевченко― В этих разоблачениях Навальный прав. Он именно та самая щука, где эти жирные караси в этом пруду под название Россия не должны дремать. Их концепция такая… Я же понимаю, какой концепции они придерживаются которую им написали политтехнологи. Я даже знаю политтехнологов, которые это придумали в 90-е годы для власть имущих, что мир, страна держится на семьях. Когда есть семейный интерес – вот как в Америке у Рокфеллеров, у Гетти, допустим, у Морганов, у Ротшильдов – то тогда как бы эти семьи, их интерес, передающиеся по наследию огромные состояния – это есть структура. А все остальное – народ с помощью политтехнологии, зомбирования и социологии можно управлять — ботва! Все остальное – ботва.

Д.Пещикова― Максим Леонардович, давайте про политтехнологии и прочее поговорим позже. Снова нужно сделать небольшой перерыв. Это особое мнение Максима Шевченко.

НОВОСТИ

Д.Пещикова― Продолжается программа «Особое мнение». Журналист Максим Шевченко со своим мнением в этой студии.

М.Шевченко― Закончим эту тему. У них такая концепция, что Россия – это собственность нескольких сотен, может быть, — ну, там десятка «вертикаль» — таких семей, которые, как говорится, отстаивая свой личный интерес, отстаивают интересы страны, в их сознании пересекаются.

Д.Пещикова― А кто во главе этой вертикали, кто наверху?

М.Шевченко― Это не Путин, поверьте. Потому что дочери Путина, они известны, они достаточно скромно живут. Одна за границей, другая… Ну, я не знаю, дочери, не дочери…

Д.Пещикова― Ничего себе скромно! А вот эти расследования РБК, после которых проблемы у издания начались?

М.Шевченко― Слушайте, она же не топ-менеджер крупнейшей сырьевой корпорации. Она в МГУ, по-моему, возглавляет какую-то лабораторию научную, правда ведь?

Д.Пещикова― Там большие деньги крутятся?

М.Шевченко― Ну, какая разница? Деньги большие. Но по сравнению, поверьте, с другими банками, куда сыновья и доченьки пришли и в корпорации, эти деньги очень небольшие.

Д.Пещикова― И опять же здесь нам стоит уточнить, что никто не подтверждал, что это та самая дочь Путина.

М.Шевченко― Я не против… Вы же меня поймите правильно: я не против, чтобы люди своим детям давали возможность развиваться, исходя из того достатка, который у них есть. Во-первых, этот достаток большинству из этих людей пришел только потому, что на них указали пальцем и сказали: «Вот так как мы с тобой вместе учились, ты будет возглавлять то-то…».

Д.Пещикова― Подождите, давайте вернемся. Если это не Путин во главе, то кто?

М.Шевченко― Это совокупный… это коллективное такое мнение… не знаю, группы людей, человек 20-30, может, больше. Это, как говорится то, что они называют элитами.

Д.Пещикова― Тогда это горизонталь.

М.Шевченко― Это не горизонталь, это вертикаль. Просто в ней нет царя. Царь им не нужен, потому что царь – это тот, кто может все отобрать своим указом.

Д.Пещикова― Путин не может?

М.Шевченко― Нет, не может.

Д.Пещикова― Они не боятся его?

М.Шевченко― Нет, он не может. Путин – это человек консенсуса. Путин все-таки является человеком, который заключил договор между двумя враждебными крыльями российских элит.

Д.Пещикова― В такой ситуации получается, что он из заложник.

М.Шевченко― Он не заложник, он является лидером консенсуса. Объясняю. 90-е – это были годы спада любого производства и годы вывода из Советского Союза бывшего огромного количества денег, то есть доминировали финансовые группы и международные финансовые спекулянты. Все эти 90-е – все эти гусинские, березовские, авены, фридманы, ходорковские – это все финансовые спекулянты, связанные с мировыми финансовыми структурами, с каналами вывода отсюда денег через Брайтон или через Тель-Авив, и в общем, через офшоры всякие – это и мир, это их царство.

Потом пришли те, кто сделал ставку на захват сырья и какого-то остаточно производства, ВПК. Условно назовем их «силовики». То есть на промышленность, условно говоря.

Д.Пещикова― Но кто-то же им позволят это делать?

М.Шевченко― Ну как? Это была война. Он Ходорковский в этом войне пострадал. У Березовского отобрали все, у Гусинского, Смоленского. В этой войне в начале 2000-х стала дилемма: либо продолжать эту войну до конца, но тогда это угрожало просто на фоне второй чеченской войны, на фоне терроризма, на фоне манипуляций совершенно неконтролируемых, на фоне активности Запада в этой ситуации, потому что многие элиты Запада были связаны личным финансовым интересом с российскими элитами 90-х, потому что деньги, которые уводились отсюда, поступали частично туда, тамошним элитам. Это была плата за право инвестировать в Америку или в Евросоюз, или еще куда-то там.

Они были заинтересованы в том, что Путин сказал: «Нет, это будет часть наша». Наша – в смысле… В свое время Виктор Черкесов все описал. Помните в великой статье, где Россия падала в пропасть, но повисла на «чекистском крюку». Вот она повисла на самом деле, потому что они сделали ставку на промышленность, на сырьевую промышленность, как и положено полуколониальной державе третьего уровня по Валлерстайну.

Возникла, как говорится, война, которая шла 90-е и символизировала, условно, собой войну между Чубайсом и Лужковым – такая шла просто кровопролитная война во многих смыслов, то есть война между финансово-спекулятивным капиталом и местными боронами, которые ориентировались на местный капитал, земельный капитал.

Все равно и те и те выводили деньги за границу, но источник их происхождения был разный. Одни выводили за счет того, что понижали реальную стоимость приватизации, а потом продавали там, на Западе по реальной рыночной стоимости, которая в тысячу раз превышала то, что они здесь скупали. А другие жили за счет ренты, за счет сбора с территории. И между ними, казалось бы, в 99-м году вспыхнула непримиримая война, которая должна была перерасти в тяжелейшую войну. Образовалось даже два политических блока: либеральный партийный блок – там «Яблоко», СПС и еще много чего; и как бы, условно говоря, «Единство» и «Отечество – вся Россия», с которыми было не все слава богу.

И вот появляется Путин и группа Путина, которые образует консенсус. Они придавили этих, подняли этих немножко. Но встал над ними, над схваткой. Он является некой точкой сборки между условным Фридманом с Авеном и условными… там, я не знаю, силовиками Сечиным и Миллером, например, за которыми стоят ВПК и «красные директора». Поэтому он — точка сборки. Но под ним находится реальное политическое пространство. Вот уже следующий уровень – реальное политическое пространство.

Д.Пещикова― Вы сами сказали, что он не авторитет в каком-то абсолютном смысле…

М.Шевченко― Я так не говорил.

Д.Пещикова― Что он не может кого-то покарать…

М.Шевченко― Даша, это ваши слова. Я сказал, он не царь. Царь и авторитет – то не синонимы. Я сказал: он не царь.

Д.Пещикова― Но вы сказали, что он не может кого-то из этой элиты вывести…

М.Шевченко― Секундочку! Он не царь, он не может своим указом, как Петр Меньшикова вызывал к себе, дал ему по губам и сказал: «Ты, Алексашка, сукин сын, пес смердящий! Ты куда руку в казну запускаешь!?» — вот так он не может. Так может только царь.

Д.Пещикова― А процесс над Ходорковским?

М.Шевченко― Это процесс. Над Меньшиковым никто процесса не устраивал или каким-нибудь великим князем. Если Николай Александрович хотел какого-нибудь великого князя за моногенетические похождения вывести из царской семьи, то он это делал просто своей царской волей. А здесь целый процесс. Здесь надо было подключать ФСБ, здесь надо было в Твери создавать какой-то…

Д.Пещикова― Слушайте, создавать процесс, но с понятным результатом, который был, в принципе, очевиден с самого начала.

М.Шевченко― Во-первых, вам не был понятен результат, что Ходорковский будет сидеть за границей, и что по просьбе Геншера его отпустят.

Д.Пещикова― Так сколько времени-то прошло!

М.Шевченко― Не так уж много, поверьте. Я знаю людей, которые по 20 лет. Так вот, вам этот результат понятен не был. Вы не выдумываете, пожалуйста, он вообще мало кому был понятен, что Ходорковского таким образом отпустят без решения суда, а просто отпустят и все.

Давайте так: он не царь, но он, безусловно, авторитет, ко мнению которого прислушиваются в стране все абсолютно. Именно в силу того, что он авторитет, он является точкой сборки. И поэтому эта система является ни тиранической, ни авторитарной даже, она является олигархически-элитной системой подобно тому, как в Афинах был, допустим, совет Тридцати так называемый, который возглавлял один из учеников Сократа. Критий, кажется его звали, который упоминается в платоновском Пире. У Сократа, как известно, было несколько учеников: Алкивиад был герой, Критий стал тираном, Платон стал философом и так далее.

Так вот совет Тридцати – это была олигархическая аристократическая власть такая. Под ней была… вроде как на словах они соблюдали законы Солона, которые установили афинскую демократию. Но на деле, конечно, все решалось на уровне Тридцати.

Вот в России примерно такая же схема, только более просвещенная. Тогда в Финах могли убить любого человека при Крите. Это осталось как черное время в истории Афин. Я особой разнице меду Фридманом и Сечиным не вижу по большому счету, Мамутом и Миллером. Главное для них – это их интересы, а не интересы народа.

Д.Пещикова― Мы с вами в перерыве немного поговорили еще о политтехнологиях. И вы интересную мысль высказали, что это решение отпустить Дадина и давление, которое оказывается на Навального – это, условно говоря, звенья одой цепи.

М.Шевченко― Ну, конечно, это политтехнологические вещи. То есть Навального отстраняют от выборов путем этого выдуманного процесса абсолютно, политического. Но, как говорится, вся либеральная общественность озлобляется: «Вот Навального, нашего любимчика». Но одновременно, чтобы она не так озлоблялась, ее чешут дико за ухом, отпуская Дадина. Решение Верховного суда…

Д.Пещикова― И эта общественность тут же расслабляется и радуется?

М.Шевченко― Конечно. Потому что это так легко. Это же как дети. Их внимание… Знаете, вот как ребенок: он сейчас рыдает, а ты ему говоришь: «Сашенька, — допустим, — чего ты рыдаешь? Посмотри, какая птичка пролетела!» И Сашенька смотрит, какая птичка – и уже перестает рыдать, что ему конфету не дали. Он забывает про конфету и забывает про птичку.

Д.Пещикова― Секунду любуется птичкой, а потом вспоминает о том, что ему еще что-то не дали.

М.Шевченко― А его опять отвлекут. Это бесконечная политтехнологическая игра, на которой зарабатывают деньги политтехнологи, которой посвящают свое время целые отделы спецслужб.

Д.Пещикова― Зачем вообще пытаться завоевать симпатии этой либеральной общественности, интеллигенции так называемой?

М.Шевченко― Потому что эта либеральная общественность находится под патронажем Запада. Потому что там волосинка упадет с этой либеральной общественности, мизинчик ей кто-нибудь прищемит, так Госдепартамент по этому поводу делает озабоченные заявления. Это же только тут кавказцев и мусульман можно пытать и мучить, с вырванными ногтями вытаскивать на процесс, изувеченных, давать им пожизненное – невиновным людям ни в чем. И потом ты тут хоть самосожгись на Красной площади – никто не отпустит, допустим, Расула Кудаева, потому что он для них никто. Он не находится ни под каким патронажем Запада.

Д.Пещикова― Может, просто нет кампании за него такой активной, как за Дадина?

М.Шевченко― Правильно. Потому что кампания не отсюда инициируется.

Д.Пещикова― То есть за Дадина не его жена здесь вступалась, не его сторонники, а оттуда это шло, что ли?

М.Шевченко― Еще раз… Да если бы жена… Слушайте, за каждого из этих пытанных и брошенных в тюрьмы, не только жены вступаются – матери, жены, родственники – да ко мне десятками эти люди приходят, если даже они завтра все лягут в землю, никто не почешется – ни один прокурор, ни один следователь, и никто никакое дело не возобновит, и никакой Верховный суд на них внимания не обратит. Для них это не люди. А Дадин как часть либеральной тусовки – это, конечно, сверхчеловек. И два его года, полученные им – это, конечно, чудовищное преступление против человечества. Вот Расул Кудаев, которому дали пожизненное…

Д.Пещикова― Вам ведь тоже не нравится эта статья уголовная, правда?

М.Шевченко― Да я сейчас не про статью говорю. Мне вообще не нравится этот фашистский Уголовный кодекс, в котором есть такие чудовищные сроки. Советский Уголовный кодекс брежневского времени в миллион раз более гуманный и в миллион раз более справедливый, и в миллион раз более правовой. Это попытка понравиться Америке была – ввести эти пожизненные сроки: 5 пожизненных, 6 пожизненных…

Это же полуколониальная элита, которая пытается… все время на Запад на цыпочки встает: «А как нам там – вот все, что мы говорим в Вашингтоне одобрят? А вот то, что мы сейчас делаем, это понравится в Брюсселе или в Берлине?». Ну, правда, кого-то можно оскорблять. Можно Обаму, допустим, с бананом изображать или Меркель – издеваться над канцлером немецкого народа или еще над кем-то. Но это же так, все гэги.

Суть российской элиты в том, чтобы стать частью Запада и получить некую безопасность. Но вы меня перебили на самом важном месте.

Д.Пещикова― К сожалению, у нас времени уже нет…

М.Шевченко― Последнее. Так вот, когда там палец поднимут – здесь, естественно, все за Дадина или еще за кого-то. А если бы там палец не поднимали… кто вот у нас тут защищает людей? Алексеева, Ганнушкина, Борщов…

Д.Пещикова― Каляпин.

М.Шевченко― Каляпин защищает людей. Бабушкин, например. Потому что у них такое сердце: они защищают и тех, и тех и этих.

Д.Пещикова― Давайте здесь точку поставим. Времени нет.

М.Шевченко― Есть только клановый интерес.

Д.Пещикова― Ваша точка зрения ясна. Спасибо большое. Это было ваше особое мнение – мнение журналиста Максима Шевченко. До свидания!

ИсточникЭхо Москвы
Максим Шевченко
Максим Леонардович Шевченко (род. 1966) ‑ российский журналист, ведущий «Первого канала». В 2008 и 2010 годах — член Общественной палаты Российской Федерации. Член президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...